Она откусывает по крайней мере по одному кусочку от всего, даже от попперсов с халапеньо, завернутых в бекон, на которые она смотрела с особым подозрением.
Ей нравится уличная кукуруза, но не начос с грудинкой, которые она считает странными и жирными. Десерты нравятся практически все, особенно банан с подрумяненным маслом и круассан с нутеллой, который она уминает в три приема.
— Это очень хорошо, — говорит она. — Это могли бы продать в Москве.
— Я думаю, Екатерина Великая назначила бы меня наследником престола, если бы я сделал это для нее, — говорю я.
Елена фыркает, слизывая шоколад с большого пальца.
— Она бы, по крайней мере, подарила тебе дачу в Завидово.
— Я не знаю, что это такое, но звучит неплохо.
Пока мы исследуем маленькие киоски, полные украшений и сушеных трав, мыла ручной работы и свежего меда, Елена объясняет мне систему русских летних домиков, первоначально подаренных царем своей знати, затем захваченных во время русской революции, а теперь возрождающихся в виде современных особняков, построенных в сельской местности богатыми олигархами.
— У нас здесь тоже есть такие, — говорю я ей. — Мы называем их «домиками», даже если они массивные. И даже когда это совсем не похоже на кемпинг.
— Я не понимаю кемпинга, — говорит Елена. — Спать в жуках и грязи.
— Под звездами, — говорю я. — На свежем воздухе.
— С медведями.
— Я не знаю, почему я защищаю это, — смеюсь я. — Я никогда в жизни не был в походе.
Мы с Еленой улыбаемся друг другу, оживленные всеми окружающими нас людьми, хаосом зрелищ и звуков. Даже на фоне всего этого я хочу смотреть только на ее лицо. Чем больше людей окружает нас, тем больше она выделяется, как самое красивое создание, которое я когда-либо видел. Все головы поворачиваются, чтобы посмотреть на нее… не больше, чем на меня.
Мне нравится спорить с ней о кемпинге. Мне нравится говорить с ней о чем угодно. Я спрашиваю ее любимые книги и музыку, ее любимые фильмы. Она говорит мне, что научилась говорить по-английски, смотря американские фильмы со своей матерью.
— Она любила фильмы, любые фильмы. Она была одержима Юлом Бриннером. Знаешь, он тоже был русским. Родился во Владивостоке. Она говорила, что они практически соседи, — она делает паузу, видя, что я не понимаю. — Владивосток — портовый город недалеко от Японии. Это противоположный уголок России от Москвы, — объясняет она. — Девять тысяч километров друг от друга.
Мне интересно, как скрыть тот факт, что я, возможно, даже не смогу указать Москву на карте, если только она не помечена.
К счастью, Елена не задает мне вопросов. Она продолжает:
— Мы посмотрели все фильмы Бриннер. Вероятно, я могла бы процитировать «
Мускул дергается на ее челюсти, когда она добавляет:
ebooksa