– Я вчера говорил: для всех ты – Всемила. Не делай хуже!
– Я не делаю, – прошептала я. – Мне нужны ответы.
Альгидрас зло выдохнул – челка подлетела вверх, потом скользнул по скамье и оказался рядом. Он вцепился руками в край скамьи по обе стороны от себя и, опустив голову, заговорил:
– Да, она была нездорова. Ей нельзя было волноваться, иначе случались… помутнения.
– Что за помутнения? Нервные расстройства? Что? – вглядываясь в его профиль, допытывалась я.
– Я не уверен, что мы можем одинаково понять ее недуг. Я ответил на твой вопрос?
– Поэтому отвары? – осенило меня.
– Да. После того, что может взволновать, тебе будут давать отвары. Они безопасны. Не бойся.
– Их готовил ты! – обвиняюще произнесла я.
Он осторожно отклонился всем корпусом и чуть повернул голову, искоса взглянув на меня:
– Откуда знаешь?
– Добронега сказала. А ты соврал там, на берегу. Ты сказал, что не знаешь.
– А ты сегодня соврала княжичу и соврешь Радиму. И соврала сейчас Злате. Будем считать, кто больше?
Он снова уставился в пол.
– Что? – от неожиданности я даже не сразу нашла что сказать. – Это же ты попросил соврать. И я не врала Злате!
– Я просил соврать потому, что Радим ни за что не поверит, что ты вышла погулять просто так. А вот в то, что могла сбежать на прогулку с Миролюбом… будет зол, но поверит и ни словом не упрекнет. И вообще он тебя ни в чем не упрекнет, потому что боится разволновать.
– Так вот в чем дело…
– И Злате ты удачно сейчас придумала сказать, – перебил меня Альгидрас. – Это обычно было для Всемилы, вот так: захотеть – и хоть трава не расти. И ночью пойти, не подумав, что разбудит, помешает… А сказать Радиму, что шла ко мне, нельзя. У нее не было причин ходить ко мне.
Я внимательно смотрела на профиль хванца. Неровная челка скрывала лоб и скулу, на которой, к счастью, не появился синяк после моего удара, хотя красноватый след до сих пор был. У него был чуть вздернутый нос и острый подбородок.
– Ты ненавидел ее? – вопрос родился сам собой.