Альгидрас ответил не сразу. Некоторое время он покусывал нижнюю губу, а потом шумно втянул воздух носом и произнес:
– Моя ненависть другим отдана.
– Кому? – не подумав, брякнула я.
Он нахмурился, а потом произнес:
– Да, ты же меня не видишь… Кварам.
– Ква… О…
«Последний в роду».
– Они убили хванов.
Альгидрас сказал это так, будто говорил о чем-то чужом, чем-то, что его совсем не волнует. И только то, как тихо звучал его голос, да то, как сильно его зубы терзали нижнюю губу, выдавало, насколько это все еще не зажило в его душе. И никогда не заживет, видимо.
– А теперь им что-то нужно от воеводы. Для того и Всемилу похитили, – сказал Альгидрас и замолчал, уставившись в одну точку и продолжая машинально терзать губу.
Было видно, что его мысли где-то далеко. А я подумала: что значит мое «как же изменилась моя жизнь» по сравнению с его судьбой? Младший сын старосты. Младшие – они же всегда самые любимые. В них все последние радости и надежды. А ведь его еще отдавали в учение. Значит, скучали, тосковали, дни считали до его возвращения. А потом он вернулся: повзрослевший, поумневший, родительская гордость… Сколько он успел погреться в лучах родительской любви? Три года? Четыре? А потом в одночасье… «последний в роду».
Я не знала, зачем это сделала и как мне вообще такое могло прийти в голову, но, протянув руку, я коснулась указательным пальцем его нижней губы. Альгидрас дернулся так, что лавка пошатнулась, а я испуганно отпрянула.
– Не надо так… кровь же пойдет, – я неловко указала на его покрасневшую губу, в то время как сам Альгидрас смотрел на меня так, словно у меня выросла вторая голова.
– Ты тоже так не делай, – с нервной усмешкой произнес он. – Мне неприятно.
Я почувствовала, как щеки загорелись, и отодвинулась подальше, насколько позволяла длина лавки. Альгидрас тоже отодвинулся.
– А неприятно потому, что я похожа на Всемилу? Или тебе вообще неприятно, когда к тебе прикасаются? – стараясь придать легкости своему тону, спросила я.
– У тебя там новости были. Какие? – спокойно глядя мне в глаза, произнес Альгидрас. Он опять резко переменился. Словно, перестав кусать злосчастную губу, разом захлопнул заслонку, выпускавшую эмоции.
– Почему ты никогда не отвечаешь на вопросы?
– На те, что по делу, отвечаю, – ровным голосом откликнулся он.
– С тобой очень сложно, – вздохнула я, подумав, что с ним действительно сложно. Его хочется жалеть, а он в ответ выставляет колючки.