Это безумие, но пока я танцую, мой взгляд постоянно возвращается к лицу статуи. Он мой единственный зритель. Никто на улице не обращает на меня внимания.
Может быть, я сумасшедшая, но горгулья действительно выглядит так, будто наблюдает за мной. Кажется, что его голова наклонена под другим углом, чем раньше. Да. Должно быть, я схожу с ума. И все же, что может быть безумнее работы, когда я раздеваюсь на крыше, где никто не видит? Я отмахиваюсь от жутких мыслей и продолжаю танцевать, проводя руками по телу, покачивая бедрами и растворяясь в музыке.
Когда я заканчиваю, мое дыхание учащается, а тело наполняется энергией. Я по-прежнему никого не вижу, но беру телефон и выключаю музыку. Возвращаясь к арке, я хватаю горгулью за хвост и подтягиваюсь обратно внутрь башни. Слава Богу, здесь теплее.
— Надеюсь, тебе понравилось шоу, — говорю я своему молчаливому наблюдателю и похлопываю его по каменной руке.
Он, конечно, ничего не говорит.
Я подтягиваю колени к куртке и смотрю вниз на огни города.
— От тебя точно не дождаться чаевых, да?
Мне не хочется возвращаться в хостел. Все, что меня там ждет, — это неприятные запахи и нежелательный шум. Поэтому я немного посижу со своим молчаливым другом. Я смотрю на небо, но, конечно, оно тусклое, грязно-черное, как всегда в Хартстоуне.
— Здесь даже звезд не видно, — говорю я через несколько минут. — Городские огни слишком яркие. Хотя дома я бы их увидела. Думаю, это неважно. На этой стороне света они все выглядели бы по-другому.
Я кладу подбородок на колени, думая о том, как жалко сидеть здесь и разговаривать со статуей, как будто он меня слышит. Мне следует чаще выходить на улицу. Постараться завести друзей. Я просто была слишком занята. Когда девушки из моего общежития просят меня пойти с ними выпить, я всегда отвечаю «нет». Слишком неловко. Я не хочу быть вынуждена находиться там, если кто-то будет меня раздражать, а потом еще возвращаться с ней домой.
Я вздыхаю.
— С тобой легко общаться, — говорю я своему другу. По крайней мере, когда разговариваешь со статуей, не возникает неловкого молчания. Я могу говорить все, что захочу, и он не осудит меня.
Я оглядываюсь на него. На этот раз я уверена, что его голова сдвинулась. Это точно. Раньше казалось, что он смотрит на меня сверху вниз через арку. Теперь он определенно повернулся, так что его взгляд снова устремлен на меня, когда я сижу рядом.
О, черт возьми, нет! Я видела ту серию «Доктора Кто». Я хочу убраться отсюда нахуй. Сейчас же!
Слезая с выступа, я не спускаю глаз с горгульи, шарю в кармане, чтобы убедиться, что телефон и ключи на месте. Он не двигается. По крайней мере, на его лице все то же задумчивое выражение. Никаких сумасшедших оскаленных зубов. Никакого рычания. Я поднимаюсь на ноги и, пошатываясь, отступаю назад, дрожащей рукой нащупывая дверь позади себя.
На одно ужасное мгновение я не могу повернуть ручку. Мои ладони вспотели, несмотря на прохладу в воздухе. Затем я сжимаю ее сильнее. Она поворачивается, и я выбегаю на лестницу, захлопывая за собой дверь.
Я рискую жизнью, сбегая по лестнице на шестидюймовых каблуках, но мне все равно. Лучше так, чем оставаться в жуткой башне с привидениями со статуей, которая вот-вот оживет и съест меня.
Только когда я возвращаюсь на улицу и дверь запасного выхода с грохотом захлопывается за мной, я вспоминаю информацию по технике безопасности Чудовищных Сделок и Мориса, который просил позвонить, если что-то покажется не так. Доставая телефон из кармана, я открываю приложение и нахожу номер. Затем я делаю паузу.
Я веду себя нелепо, не так ли? Ничего не произошло. Я на улице под яркими уличными фонарями, а люди ходят взад и вперед по своим делам. Я даже не уверена, что статуя вообще двигалась. На самом деле, конечно, это не так. Я просто слишком долго сидела там одна в темноте и позволила жутким мыслям вывести меня из себя.
Я качаю головой.