Неоновые боги

22
18
20
22
24
26
28
30

Для нас.

Эта женщина прикончит меня, если продолжит говорить так, будто мы с ней вдвоем противостоим всему миру. Будто мы команда, одно целое, пара. Но я не поправляю ее. Вместо этого позволяю себе погрузиться в фантазию, как, судя по всему, погружается в нее она сама. Фантазию о нас.

Я наматываю ее волосы на кулак и придаю лицу холодное и сдержанное выражение.

– Отсоси мне, маленькая сирена. Как следует.

– Да, господин. – Она, не колеблясь, вбирает мой член в рот, пока ей не приходится помочь себе рукой, чтобы дойти губами до самого основания. Она слегка давится, но это нисколько ее не останавливает. А я только и делаю, что сдерживаюсь, пока Персефона с легкостью набирает темп и при каждом движении вниз чуть не задыхается. Но, похоже, это я задыхаюсь. Когда от слез у нее растекается тушь, а помада размазывается на губах, оставляя след на основании члена, начинает казаться, что я ее принуждаю.

Даже не глядя, я чувствую, что сексуальное напряжение в комнате нарастает. Но все равно смотрю. Оглядываю комнату, пока Персефона пытается взять мой член в горло, и вижу тех, кто смотрит на происходящее с вожделением, а еще тех, кто выглядит почти обеспокоенным.

Мне тошно от этого.

В прошлом каждый раз, когда я устраивал подобные действа, то делал это, чтобы добавить новый пласт к мифу об Аиде, укрепить репутацию человека, с которым лучше не связываться. Раньше они смотрели на меня со страхом, и это никогда меня не беспокоило, потому что этот страх служил определенной цели. Но Персефона не безымянная партнерша, которая, исполнив свою роль, вернется к нормальной жизни. И неважно, что это действо и его конечный результат нужны ей так же сильно, как и мне. От мысли, что они думают, будто я порочу невесту Зевса исключительно ради мести, в груди саднит, как от осколков битого стекла.

А оттого, что они верят, словно нечто столь земное и естественное, как секс, может опорочить человека, эти осколки вонзаются еще глубже.

Персефона сжимает пальцами мои бедра, и я перевожу взгляд с собравшихся на нее. Она чуть отпускает мой член, чтобы сказать:

– Будь со мной, Аид. Сегодня важны только мы.

Она права. Знаю, что права. Я закрываю глаза лишь на мгновение и открываю их. Единственная в этой комнате, кто имеет значение, стоит на коленях между моих ног и смотрит на меня таким горячим взглядом, что даже удивительно, как мы оба не вспыхнули. Она восхитительно растрепана, а то, что она позволила сделать это ради меня… какая-то упоительная нелепость.

– Я здесь. – Прокашливаюсь сквозь внезапно вставший в горле ком. – Я с тобой.

Она улыбается и снова берет член в рот, продолжая сводить меня с ума от удовольствия. Я не пытаюсь сдерживаться.

Только не сейчас, когда Персефона так сладко меня посасывает, превратив происходящее в момент только для нас двоих, а не представление для них. Я провожу большими пальцами по ее щекам, стирая слезы.

– Я вот-вот кончу. – Предупреждение и обещание. Она тотчас ускоряет темп, двигаясь так, будто по другую сторону этого оргазма ее ждет спасение.

Я кончаю. Вся комната сжимается до нас двоих, и удовольствие берет верх. Она все проглатывает и продолжает посасывать, пока мне не приходится оттолкнуть ее. Персефона облизывает губы и радостно улыбается.

– Я очень, очень люблю наблюдать, как ты теряешь контроль.

А я очень, очень люблю тебя.

Кое-как я держу слова в себе. Не могу сказать их ей, не привязав при этом к себе, не испортив все. Но… могу показать. Могу сделать ей ответный подарок за все, что она дала мне за минувшие несколько недель, соединившихся в этом действе. Эта женщина не заслуживает того, чтобы стоять на коленях. Она заслуживает, чтобы ей поклонялись. Заслуживает сидеть на троне как равная мне.