Доверься мне

На этом Скотти кладет трубку. Учитывая то, что он всегда отключается, когда заканчивает разговор, я не воспринимаю это на свой счет. Только сейчас я наедине с тишиной. Поговорить со Стеллой? Я снова чувствую себя ребенком, вот-вот столкнусь с директором и очень хочу убежать в другую сторону. Ребенок во мне вместо этого хочет спуститься вниз и позависать с Брюсом.

— Дерьмо.

Провожу рукой по волосам и сжимаю затылок. Я знаю, что должен сделать. Поговорить со Стеллой, предупредить ее, пока еще имею силы отпустить ее. Ведь кое-что я очень четко осознаю: мне всегда удается разочаровывать людей, которые мне не безразличны. А я не хочу стать еще одним человеком в жизни Стеллы, который ее подведет.

СТЕЛЛА

Когда болеешь, вроде как плывешь по течению. И не можешь сопротивляться. Весь мир сужается до мыслей о том, насколько плохо себя чувствуешь и как можно улучшить свое состояние. В этой туманной реальности я не задумывалась о присутствии Джона. Но теперь я в порядке, и думаю об этом. Много.

Он заботился обо мне. Лучше, чем кто-либо со времени смерти моей мамы. Это знание оставляет внутри нежность и мягкость. Я его должница. И скучаю по нему.

Может быть, когда он находился здесь, физически я и чувствовала себя несчастной, но рядом с ним мне было совершенно комфортно. Я даже ощущала счастье. Что довольно странно, учитывая количество боли, которое я испытывала.

Но потом он ушел. Уже несколько дней как. И с тех пор мой дружелюбный сосед, он же рок-звезда, не объявляется. Это вызывает беспокойство. Как он может перейти от состояния абсолютной заботы к полному исчезновению? Неужели я его чем-то обидела? Или была настолько жалкой?

В глубине души я не хочу знать. Жалость убьет меня. Но все же обнаруживаю себя отправляющей ему сообщения.

Он не отвечает. И, поскольку я, похоже, полнейшая мазохистка, еще и звоню Джону. Вызовы направляются сразу на автоответчик.

— Думаю, на этом все, — бормочу, бросая телефон на кухонную стойку.

Боль охватывает грудную клетку. Это уродливый, липкий комок, который я не могу вытащить. Он преследует меня весь день.

Я уже на полпути к ярости, но потом вспоминаю о том, как он держал меня, менял простыни, пел мне песни. В этом весь он. Джон многогранен — ни в коем случае не совершенен — но он никогда не поступает жестоко. Он бы ответил на мои сообщения и звонки.

Внезапно мои внутренности покрываются льдом. Что-то не так, а я провела дни, дуясь, в то время как стоило бы рассуждать объективно. Прошли дни.

Не думая дважды, я направляюсь к террасе и перепрыгиваю через стену. Когда стучу в стеклянную дверь, никто не отвечает. Я должна вернуться домой, но не могу, потому что инстинкты заставляют меня продолжать идти.

Дверь не заперта, и с ним действительно стоит провести беседу о безопасности. Но я, в конце концов, внутри.

— Джон? — зову в гостиной, думая, что сердце стучит слишком сильно.

Я не хочу бояться тяжелых мыслей. Не хочу волноваться о нем в этом смысле. Но я переживаю.

Здесь царит атмосфера заброшенности, как будто он ушел. Может быть, Джон куда-то уехал. Он не обязан сообщать мне о приходах и уходах. Но раньше я слышала музыку, так что знаю, что здесь кто-то был.

Кожу покалывает от очередной волны холодного страха.