— Прощена.
— Агрх!
Смех Джона низкий, раскатистый и слишком довольный.
— Боже, тебя легко достать.
— Я начинаю думать, что ты получаешь от этого удовольствие.
Он наклоняется, дыханием касаясь моей кожи.
— Я обожаю это.
Дрожь пробегает по моим плечам и спускается к груди. Ужасно, но соски напрягаются, и мне приходится прилагать усилия, чтобы не сбиться с шага. Серьезно, как он это делает? Как могут несколько слов и ровный тембр его голоса так сильно повлиять на меня?
Мы замедляемся, достигая перекрестка. Там огромная лужа, одна из многих, которые появились после таяния снега. Она темная и глубокая, сверху плавают отвратительные куски льда и городской мусор. Я останавливаюсь и оглядываюсь в поисках пути, когда он хватает меня за запястье.
Его длинные пальцы заставляют мое запястье выглядеть маленьким и изящным. Когда я останавливаюсь и смотрю на него, Джон улыбается, глаза озорно блестят.
— Что… — Мои слова обрываются визгом, когда он наклоняется и подхватывает меня на руки.
— Не крутись, — говорит он, вступая прямо в ледяную лужу и пронося меня через улицу. — Тебе не понравится, если я тебя уроню.
Он теплый и мощный как бык, несмотря на худощавое телосложение. Я обнимаю его за шею не потому, что боюсь упасть, а потому что не могу сдержаться.
— Ты псих.
Вблизи в его глазах сквозь зелень пробиваются темно-синие искорки.
— Я веду себя по-рыцарски, — протестует он. — Серьезно, отметь дату, потому что это впервые.
Дыхание Джона пахнет маленькими дынными леденцами, которые раздают в ресторане в конце обеда, и мне приходится прижаться к его груди, чтобы не наклониться ближе и не украсть еще один поцелуй, дабы узнать, хорош ли он на вкус. Это не мешает мне чувствовать его руку, сжимающую мое голое бедро, или то, как другая рука прижимается к ребрам чуть ниже изгиба груди. Это слишком много и слишком близко.
Он не смотрит куда идет, потому что изучает мое лицо так же, как и я — его. Джон Блэквуд выглядит в стиле старого Голливуда: черты сильного характера вместо приятного совершенства. Нос слегка длинноват, переносица находится высоко, немного суровая линия бровей, а подбородок упрямо вздернутый, резко прерывающийся в конце острой линии скулы. Но его губы полные и с мягкими изгибами.
Эти губы придвигаются немного ближе, и я понимаю, что таращусь на них, а он наблюдает за этим.
Лицо буквально загорается, и я отворачиваюсь, притворяясь, что проверяю дорогу.