Доверься мне

Попросив сыграть «U2», я понятия не имела, что он выберет. Думала, это будет нечто быстрое и жизнерадостное. А вместо этого он исполняет мне песню о любви. Его версия «Ты — все, чего я хочу» прекрасна и наполнена отчаянной тоской. Он поет и разрывает мой мир. Мое сердце широко раскрыто и я вынуждена быстро моргать, чтобы не расплакаться.

Но он меня даже не видит. Глаза прикрыты, густые ресницы скрывают от меня его взгляд, играя с текучей легкостью, он поет о вечности.

С каждой строчкой, каждым аккордом мои пальцы все глубже впиваются в бедра, горло сжимается сильнее.

В это мгновение я его люблю. Всей душой. Болезненно. Понимаю, что это всего лишь иллюзия, свидетельство силы его таланта. И как только он остановится, я освобожусь от этого наваждения. Но осознание не делает это чувство менее острым.

Добираясь до последнего рефрена, его хриплый голос плачет о любви, пальцы летают по струнам, музыка становится более жесткой, быстрой, более настойчивой. Он приближается к финалу. С его лба капает пот, а уголок рта дрожит.

Я делаю движение, чтобы дотянуться до него, но потом останавливаюсь. Он бы это возненавидел.

Аккорды гремят, сбиваясь с ритма, голос срывается. Последняя нота неловко замирает, одновременно повисая в воздухе и как-то резко замолкая.

И вот он. Больше не Джакс, а Джон. Его грудь тяжело вздымается. Рука дрожит, когда он проводит ею по мокрым волосам и дико озирается по сторонам, словно в поисках спасения. Я хлопаю, потому что не знаю, что еще сделать.

С напряженным кивком он принимает похвалу, все еще не встречаясь со мной взглядом, а затем торопливо заканчивает покупки у Сэма. Гитара будет доставлена позже. У меня такое чувство, что сейчас он не хочет ее трогать. Он все еще немного дрожит, когда мы покидаем магазин и выходим на свежий воздух.

Джон останавливается, чтобы достать из кармана свои липовые очки и надеть их. Снова проводит рукой по волосам, приглаживая их, и возвращается к образу горячего гика. Он засовывает руки в карманы брюк и одаривает меня добродушной улыбкой, словно никакого импровизированного концерта и не было.

— Вот это и есть магазин гитар Сэма.

Понятия не имею, почему он хочет скрыть это невероятное проявление таланта. Умей я делать то же, что и он, стала бы музыкальной шлюхой, выступающей на каждом чертовом углу дни и ночи напролет. Но я подыгрываю.

— Мне понравилось. Сэму тоже.

Я забыла спросить Сэма о сэндвичах. Позже вернусь к нему сама.

— Он отличный парень. Годами работал с кучей музыкантов.

Хоть голос его и не выдает, но лицо слегка бледнеет, а плавная походка сбивается.

Какое-то время мы идем в тишине. От этого не по себе, и я не пойму, что не так. Он смущен? Как такое возможно? Он же рок-звезда. Выступать — это в прямом смысле его работа. Обычно я гораздо лучше читаю людей и заставляю их чувствовать себя комфортно. Черт возьми, я вроде как профессионал. А вот сейчас не могу подобрать для поддержания беседы ни единого слова.

Джон толкает меня локтем.

— Вернемся к разговору о Барри.

— Барри? — Я хмурюсь. — Барри Уайт? Барри Манилов?