Они въехали в деревню Измайловскую. По ту сторону Кены высилась старинная церковь и колокольня. Те чудесно отражалась в водах реки, на которой еще не сошло половодье. Седых с сомнением оглядела странный мост. Он деревянный, на так называемых «городнях», срубленных из дерева и заполненных камнями быках в форме лодок. Наталья считала, что таких уже и не осталось в природе.
— Не, я туда не поеду.
— Тогда я схожу.
— Меня подожди!
Наталья уже смирилась с тем, что временами её коллега будет брыкаться, но сейчас это не имело никакого значения. Да и передышка не помешает. Они и так график перекрывают. Все-таки молодцы дорожники — трассу неплохую обустроили! Не то, что было еще лет десять назад с грунтовыми участками и вечной белой пылью.
За сооружениями давно не следили, церковь и колокольня здорово обветшали и представляли собой жалкое зрелище. Что, в общем-то, стало уже делом привычным на просторах России. Люди уезжали в города, экономика поменялась.
— Такую красоту теряем, — с горечью прошептала Трескина.
— Что поделать, тут народу почти не осталось. У нас дома не лучше.
— Но ведь масса туристов мимо проезжают! Уж можно было потратить толику денег на восстановление.
Наталья хотела цинично упомянуть, на что в России власти обычно тратят финансы, но затем решила промолчать. И в самом деле скотство — о таких объектах собственного наследия не заботиться. Пелагея между тем подошла к церкви и положила руки на стену, застыв на некоторое время.
— Намоленная, — тихо прошептала она. — Все сохранилось. Какие же тут чистые души обитали.
Вот здесь Седых нечего оказалось сказать в ответ. Хоть девушка и была крещеной, и в детстве бабка её на службы регулярно водила, но так она и осталась не воцерковленной и мало что понимала в богословии. Ощутив себя уязвленной, Наталья пробурчала:
— Ты и это чуешь?
Пелагея обернулась, сейчас её прозрачно-голубые глаза светились.
— Меня бабушка как-то возила в Белоруссию. Родственники там у дедушки с войны остались. И побывали в Полоцке в старинном женском монастыре. Главный храм большой и красивый, но есть старый, маленький и скромный. Ему уж тысяча лет, наверное. Там внутри монахиня пожилая сидела и рассказывала историю. Ходить не может по хозяйству, таким образом общине помогает. Она мне и поведала: — Встань, девонька у стены, прижмись всем телом, и тебе тепло на душе станет.
Седых с интересом оглянулась на коллегу. Такой воодушевленной она её редко видела. В этот момент даже можно было признать, что Пелагея очень красивая.
— И что?
— Я так и сделала. Вот тогда в первый раз… все это и ощутила. Та церквушка невероятно намоленная была. Энергии на атомную бомбу хватило бы. Подобную я видела только в Боголюбово. Там, где князя Андрея Боголюбского убили.
— Вот как?
— Тоже старинная и с печальной энергетикой. А у лестницы, где князя порешили, чернота до сих пор стоит.