Прогнав мысли, я брожу по галерее и останавливаюсь перед каждой работой, рассматривая ее критическим взглядом. Все они великолепны. Художница использует смелые мазки и сочные краски. Яркие образы, которые не оставляют простора воображению. На картинах в основном изображены люди. Женщины. Мужчины. А еще питомцы. Представлен один городской пейзаж, однако он уже продан, вероятно, потому что это единственная картина, выполненная в таком стиле.
Я завидую тому, кто ее купил.
А еще снова и снова возвращаюсь к одной картине. На фоне насыщенного темно-зеленого цвета изображена женщина, сидящая на полу, а неподалеку от нее лежит кошка. Женщина протягивает к ней руку, которая выглядит неестественно короткой, а кошка смотрит прямо на меня, в то время как женщина не сводит с нее глаз.
Образ, запечатленный на картине, лишает спокойствия, и я каждый раз ухожу.
А потом вдруг снова оказываюсь перед ней.
– Думаю, эта нравится тебе больше всех, – произносит знакомый мужской голос.
Я замираю, дыхание перехватывает, и, медленно обернувшись, я вижу…
Передо мной стоит Крю Ланкастер, приковав взгляд к висящей перед нами картине.
Зачем он здесь? Как узнал? Откуда пришел? Я даже не заметила, как он вошел в галерею. Видимо, слишком увлеченно рассматривала каждую картину.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я с придыханием.
– Услышал, что до конца года в Трайбеке проходит выставка. Решил заглянуть. – Крю прячет руки в карманах и смотрит на меня. – Ты тоже на нее пришла?
Мне хочется его ударить. Или обнять. Кажется, словно я его выдумала. Это вообще по-настоящему?
– Вообще-то да.
Можно подумать, он не знает.
– Забавное совпадение. – Крю снова сосредотачивается на картине, молча изучает ее, а потом подходит к табличке с информацией, висящей возле нее. – Хм-м. Интересно. Эта называется «Две киски».
– Нет. – Я подхожу к картине, проталкиваясь мимо него, чтобы прочесть название картины…
«Две киски».
Крю посмеивается, когда я поворачиваюсь к нему лицом, на котором, несомненно, отразился шок.
– Поверить не могу, что она так называется.
– А я могу. Разве искусство не должно будоражить?