– Да. Роудс и Варона внизу, а Гидеон отрубился в архивах. Хочешь грязи? Я совсем не это имел в виду, когда сказал, что хочу поговорить.
Он снова закатил глаза.
– Гидеон – это мелкий приятель Вароны, сноходец?
– Он не то чтобы мелкий, но да. Его запрягли в какие-то архивариусы, но это формальная должность. Такая программа защиты свидетелей в понимании Общества.
– И как он?
– Бесит. Очень тихий. Ходит неслышно, только меня раз семь до усрачки пугал. Он как кот, который подкрадывается, пока ты ешь.
– Ты же вроде хотел испугаться?
– Не в этом смысле, сам знаешь. Вредничать будешь? – В трубке зашуршали простыни, когда Тристан перевернулся в кровати. – Если так, я отключаюсь и сплю.
– Возможно, да, я буду вредничать. – Каллум помолчал. В окно влетел порыв холодного ветра, и он решил наконец присесть. Возможно, даже устроиться поудобнее. Если вообще можно устроиться поудобнее на крышке унитаза. – Хотел сказать, что твои сестры не держат на тебя зла.
Молчание длилось секунды две.
– Вот как?
– Они немножко сбиты с толку, но это не… повод испытывать муки совести. Они в курсе, что папочка пытается привить им ненависть к тебе, но это не вяжется у них в головушках с воспоминаниями о братике.
– Они сами так сказали?
– Элис я нравлюсь чуть больше, чем Белле, ну, или она просто не так активно меня ненавидит. Как бы там ни было, им и не пришлось ничего рассказывать. Элис знает, что я собираюсь убить тебя, но все равно спрашивала о тебе. Знает, что ответы, пусть даже дурные, есть только у меня.
Тристан помолчал еще какое-то время.
– И что ты решил им рассказать?
Каллум тоже ответил не сразу.
– Сказал, что ты все тот же ворчун и бука.
– И все?
– Ну еще что ты не любишь суп и у тебя слишком много водолазок.