– За что? – спросил ее потом Тристан, и Либби дала очевидный ответ. Мир смертен, и если наступит конец, то по вине Атласа Блэйкли. Когда-то Тристан задал ей этическую задачку о спасении пятерых ценой смерти одного, и теперь Либби сама поставила его перед выбором: убить ли одного ради спасения всего сущего. Так ли это просто? Нет, но так ли это трудно? Она зашла слишком далеко и сильно замарала руки в крови, ее уже ничто не исправит. Ничто не развернет время вспять и не восстановит все. Эзра говорил ей, что проблема в Атласе, и она от этой проблемы избавилась.
Атлас Блэйкли не был проблемой, он был человеком.
Теперь уже мертвым человеком.
Однако она горько просчиталась: убила человека, но не обезвредила его орудия.
Больше Либби не тяготилась вопросами сожаления, хотя если бы у нее таковые имелись, то вот в какой форме: ее терзало тихое, отчаянное желание провести эксперимент. Дать собственному поиску смысл намертво сплестись с махинациями, с планами Атласа. Он давно предупреждал ее об этом, точно так же у себя в кабинете: «Беда со знаниями в том, мисс Роудс, что жажда их никогда не угаснет. Беда в вашей потребности знать что-то, ведь после всего, что вы видели, боль незнания сведет вас с ума». Безумие началось многие годы назад, еще до того, как она вошла в его кабинет, – когда она назвала себе цену, показав силу, объем могущества. Стремление быть лучшей, умнейшей, способной превратило ее в инструмент Атласа Блэйкли. Мелкое существование грозило муками неопределенности: что бы она могла совершить, кем могла бы стать, – однако эту боль Либби и так терпела каждый день. Она тщетно попыталась объяснить это Белен, а потом и Тристану. Ее сестра Кэтрин ушла слишком рано, так и не узнав, кем могла стать; так и не узнав, какой путь ей уготован: героя или злодея, жила бы она долго и счастливо или сгинула бы в неизвестности.
Если бы Либби было даровано долгожительство, которое она предпочла бы не замечать, то ей досталось бы проклятье похуже слепоты. Она совершила бы непростительное преступление: жила бы, крепко зажмурившись.
Вот почему знаки все копились, а она не обращала на них внимания. Тристан и вино, Нико со своими отрицаниями, Гидеон и его визиты во снах, Париса с ее предупреждениями. Возвращение Далтона Эллери. Два года прошло, а она ни разу не задумалась о том, кто он такой и что исследует. Хоть бы раз задалась этим вопросом! Она доверяла ему, и в этом была беда. Когда Либби доверялась другим, все шло наперекосяк.
Видя, какого масштаба магия творится в раскрашенной комнате, Либби поняла, что Атлас Блэйкли все еще жив в ней, в каждом из присутствующих, и осознала, что он так и не умрет окончательно до тех пор, пока она не уничтожит сам костяк его великого замысла.
И в тот момент, когда в глазах Далтона зажегся дикий огонь предвкушения, а лицо Тристана озарилось светом эйфории, Либби развернула их в обратном направлении. Встав на грани созидания, врезала по тормозам, забрала все с собой, погасила давление и увела порядок в другую сторону. Позволила хаосу, который они открыли, схлопнуться.
Такой объем энергии, такую энтропию нужно было куда-то выплеснуть. Она не могла прийти из пустоты и точно так же не могла просто взять и исчезнуть. Как раз этих-то вычислений Либби и не проделала, а Тристан с Нико не предусмотрели, ведь они не видели причин поворачивать назад; позволять мгновению величия – или гибели – пропасть.
В отличие от Либби, они по-прежнему верили, будто магия дает, и не знали при этом, как за нее платят. Сколько жизней Либби разрушила просто чтобы сюда попасть, оказаться в этой комнате и сыграть в бога? Она могла ошибиться, позволив этому произойти или вообще вернувшись сюда, но Атлас был прав в одном: с выбранного пути ей сходить поздно. Как и менять пути за них за всех. Переписать конец Эзры можно было лишь одним способом, но только не убивая Атласа. Какой бы мир они ни нашли, кто бы ни управлял экспериментом, чьи бы личные принципы ни правили его ходом – цена от этого не менялась, и Либби увидела наконец всю ее величину.
Сила правда бывает лишней. И знания тоже. Атлас Блэйкли был песчинкой во вселенной, крупинкой, но его неудача означала бы волну последствий. Пределы его влияния простирались ровно до грани этого момента, но видела это только Либби. Они не боги. Так, песчинки во вселенной. Не им было открывать эту дверь.
Лишь она могла изменить судьбу их всех.
Она знала, какой ценой получится все остановить. Была бы тут Рэйна… Париса оказалась права, а Либби ее не слушала. И в нужный момент под рукой не оказалось запасной батареи, внешнего генератора, который поглотил бы обратный заряд.
Однако поздно было гадать «а что, если бы». Сейчас все решал исход, а остальное не вызывало сомнений: нельзя двигаться дальше. Все наколдованное пришлось со скрежетом останавливать. Однако у физики есть правила, равно как и у магии: нечто, приведенное в движение, уже не остановишь. Энергию следовало куда-то деть. Как и звездам на небе, им нужно было бы найти место для смерти.
Сделать сосудом для такого неимоверного объема энергии можно было одного из двоих, тех, кто его породил. Но лишь один точно знал, что грядет, и мог подготовиться.
В который раз Либби взглянула в прицел немыслимого. В глаза невыносимого. И решила: будь что будет.
Ей и прежде случалось переживать непереживаемое.
Все повторилось. Перед Либби стояла знакомая проблема, и псевдорешение было прежним: убить одного ради спасения всего сущего. Жить – значит раздавать себя по кусочкам, ловить крохи радости, глуша постоянную боль. Неужели все так и будет: любить что-то, чтобы потом его потерять? В груди стучало два сердца, бился двойной пульс. Две души вращались на одной орбите.
Одно начало. Один конец.
ebooksa