Моня ответил новым стоном, но разжалобить меня не смог.
— Моня, а что ты пил, что тебе так плохо? — спросил Енох.
— Ну… мне всё попробовать хотелось… — жалобно простонал Моня.
— А конкретнее? — заинтересовался я.
— При мне он пил коньяк с пивом! — наябедничал Енох, — а потом почти бутылку шампанского высосал.
— Ого! — сказал я офигевшим голосом.
— И абсент пил, — пожаловался Моня. — Это из-за абсента мне так плохо.
— Кто же абсент с коньяком пьет? — удивился я.
— Да я так обрадовался, что почувствовал снова вкус к жизни, что хотел всё попробовать, — вздохнул Моня.
— Генка! Верни лучше меня в тело Зубатова, — подал из куклы голос Епифан, — сам видишь, что от этого придурка одни неприятности и никакого толку!
— Зато от тебя толк большой, — скривился я и невольно потрогал повязку на груди. — Чуть не угробил меня, урод!
— Я больше не буду! — клятвенно пообещал Епифан. — Я буду тебе всё помогать, Генка! Всё делать! Сам же видишь, что от этих идиотов толку вообще нету!
— Но-но! Я бы попросил! — возмутился Енох.
— Буээээ! — экспрессивно подтвердил свою позицию и согласие со словами Еноха Моня.
— Бля! — подытожил дискуссию я.
Я был сатрапом и живодёром. Так сказал обо мне Енох. А всё дело в том, что я заставил умирающего от похмелья Моню-Зубатова отмывать всю квартиру.
Ну а что, разве я должен?
— Ему же плохо! — нудел Енох, глядя как стонущий Моня с бледно-зелёным цветом лица, осторожно, на деревянных ногах, моет пол.
— А это я разве его так напиваться заставлял? — удивился я.
— Но он же от радости!