— Не только в Хлябове, — вставила и свои пять копеек Клара.
— Кто бы говорил! — расхохотался Гришка, — давно ты Клара, стала такой? Да ты этому бедному Зубатову уже так нервы вымотала, что он пить начал. А ведь был идейный комсомолец. Не пил, не курил — это все знают.
Все закивал, подтверждая, мол, да, так всё и было.
Моня-Зубатов сидел рядом со мной. Был он уже не зеленоватого цвета (скотина Енох уговорил его таки опохмелиться), но всё равно цвет кожи у него отливал землистой желтизной.
— От тебя, Виктор, я тоже не ожидал, — вздохнул Гудков. — Ты всегда нам был живым примером, эталоном идеологической стойкости, как и должен быть настоящий комсомолец. На тебя все равнялись. А сейчас что?
Моня вздохнул и не ответил ничего. Ему и так было плохо. Он периодически вставал и пил воду прямо из носика старого медного чайника, который приволок с собой прямо на собрание.
— Ладно Капустин, он молодой ещё и несознательный! — продолжил Гудков, — а ты что⁈
Моня тяжко вздохнул и торопливо отхлебнул ещё воды. Ему было явно очень плохо. Гудков ещё посклонял его и переключился опять на меня:
— Что, Капустин, ты скажешь в своё оправдание? — дошло слово и до меня.
— Был неправ, каюсь, — с показательным смирением вздохнул я, — в своё оправдание скажу, что беру пример со старших товарищей!
Я хотел ещё добавить о том, что больше так не буду, но тут передо мной материализовался Енох и трагическим шепотом завопил:
— Генка! Сюда, к дому, идёт Мефодий!
Глава 20
Сталкиваться нос-к-носу с Мефодием не входило в мои планы категорически. Во всяком случае не на его условиях.
Мысли судорожно заметались, в поисках выхода. И тут как раз Гудков недовольно сказал:
— А костюмы из клуба так и не забрали! Хоть я и говорил! Дождётесь, пока всё не растащат!
— Но ты же запретил лошадь брать, — ехидно напомнил Гришка и переглянулся с Зёзиком.
— Нечего ради барахла лошадь гонять! — возмутился Жорж, уловив эти взгляды, — каурая и так захромала. А остальных мы на выгул отправили.
— Правильно! Вот пешочком и сходите! — поддержал Жоржа Гудков язвительным голосом. — Не переломитесь!
— Я старый больной человек, скрипучий и древний, — с печальным видом начал Гришка, — какое там пешочком⁈