Ты должна была знать

– Вот как?.. – наконец произнесла она, не зная, что еще сказать.

– Отчасти я его понимал. Нет, серьезно. В первый раз знакомишься с Саксом и думаешь: «Вот это личность, вот это характер!» Вот что я вам скажу. Любой врач, который хоть чего-то стоит, с большим уважением относится к силе плацебо. Эффект плацебо могут оказывать многие факторы, в том числе и личность лечащего врача. Когда был резидентом в Остине, один мой тогдашний наставник, хирург, специализировался на очень, очень сложной операции по удалению опухоли аорты. Знаете, что такое аорта?

Тут Шарп чуть ли не в первый раз посмотрел на Грейс. Видимо, счел, что повод достаточно весомый.

– Да, конечно.

– Это хорошо. Так вот, люди отовсюду съезжались в Остин, штат Техас, чтобы их оперировал именно этот хирург, и никто другой. Конечно, правильно делали – он один из лучших в мире специалистов, способных провести такую операцию. Так вот, к чему я про него рассказываю. У этого хирурга не хватает двух пальцев на левой руке. Несчастный случай в детстве. Камнем придавило. Полез не туда.

– Надо же, – проговорила Грейс, пытавшаяся уследить за ходом мысли Шарпа. Какое отношение имеет эта история к Джонатану? Грейс уже подумала, не напомнить ли Шарпу, зачем она пришла. Грейс не было ни малейшего дела до хирурга из Остина, штат Техас.

– Как думаете, сколько пациентов смотрели на его руку и решали: «Ну уж нет, не допущу, чтобы опухоль удалял человек, у которого пальцев не хватает»? Сколько передумывали и обращались к другому хирургу?

Грейс ждала, пока не сообразила, что вопросы отнюдь не риторические, и Шарп ожидает ответа.

– Не знаю. Наверное, нисколько, – со вздохом предположила Грейс.

– Правильно. Никого это не смущало. Ни пациентов, ни родственников. А все потому, что он был личность. У него была такая энергетика, что она сама по себе уже действовала, как лекарство. Плацебо! Понимаете, о чем я? У самого у меня таких случаев не было.

«Да что вы говорите! Интересно, почему?» – мысленно съязвила Грейс.

– Но одной силой личности в нашем деле не ограничишься. Нужны знания, чутье, умение ставить диагнозы. Наше поколение обращало внимание только на эти навыки, и ни на какие другие. Но вашему мужу повезло – устраивался на работу, когда ситуация начала меняться. Пациенты годами до нас достучаться старались, и теперь, в первый раз за всю историю нашей медицины, мы их слушаем. – Шарп рассмеялся своим мыслям. – Вернее, пытаемся. Новый подход – видеть не только болезнь, но и пациента, если понимаете, о чем я.

Попробуй тут пойми, подумала Грейс. Но на нее Шарп даже не взглянул, так что отвечать не пришлось.

– В восьмидесятых и начале девяностых проводились всякие исследования на тему, каким должен быть хороший врач и хорошая больница. Особенно хорошая онкологическая больница. И тут мы вдруг подумали – да, нам нужны грамотные специалисты, но штука в том, что они должны быть не только профессионалами, но и людьми. Пациент ведь тоже не мебель, нужно как-то общаться, налаживать человеческие отношения. Больной или его родственники не должны бегать за врачом по коридорам и умолять, чтобы объяснил понятнее и рассказал, что же это все означает для пациента. А в педиатрии без личного контакта и вовсе никак. Родственники же волнуются, как ребенок отреагирует на слова врача, на его поведение… Жалобы от родителей так и сыплются. Вот и стали думать, как поправить дело. И тут появляется выпускник Гарварда Джонатан Сакс…

Глядел Шарп, естественно, не на Грейс, а на официанта с одинаковыми тарелками на подносе, направлявшегося к их столику. Шарп буквально не сводил с него глаз и, когда тот подошел, откинулся на спину стула, чтобы официанту было проще поставить тарелку. Грейс сказала «спасибо».

– Вот я и позволил старшему резиденту себя уговорить. И – ах, какая неожиданность! – пациенты от доктора Сакса прямо без ума. Души в нем не чают. Восторженные письма пачками приходят. «Доктор Сакс единственный из всех нашел время, чтобы поговорить с нами и наладить контакт с нашим ребенком». «Четыре месяца в больнице пролежали, а другие врачи даже фамилию нашу запомнить не удосужились, не говоря уже про имена». Один папаша с придыханием рассказывал, как Сакс запомнил, когда у его сына день рождения, и подарил мальчику мягкую игрушку. Ну ладно, из принципа упрямиться не привык, сразу признал – насчет Сакса был не прав. Погорячился, ошибся, с кем не бывает. Хороший врач – не просто компетентный врач.

Шарп откусил большой кусок от соленого огурца и продолжил:

– Когда у людей больной ребенок, очень утешает, когда врач такой уверенный в себе и авторитетный. Знал многих блестящих диагностов, план лечения составляли просто отлично, а вот с общением были проблемы – с родителями, и особенно с детьми.

Шарп задумчиво умолк, и Грейс удивилась, как Шарп может рассуждать о чужих недостатках, не отдавая себе отчет, что сам обладает точно такими же и фактически говорит не только о других врачах, но и о себе. Очевидно, это такая форма защиты, подумала Грейс.

– Вот представьте – родителям больного ребенка предлагают выбор между двумя врачами. Один на больного без лишней надобности глядеть-то не станет, а второй усадит отца с матерью перед собой и скажет: «Мистер и миссис Джонс, постараюсь сделать все, чтобы пребывание вашего ребенка в больнице было как можно более комфортным». Ну, и кого они, по-вашему, выберут? У вас ведь есть дети?