Ты должна была знать

22
18
20
22
24
26
28
30

– Конечно, идите. А кто это – мы? Ты и дедушка?

– Еще бабушка. Значит, ты не против?

– Почему я должна быть против? – ответила Грейс. – Погоди, а во сколько заканчивается сеанс?

Оказалось, что в шесть. Значит, ночевать придется у отца. В первый раз с того дня в декабре они вернулись в Нью-Йорк. Положив телефон обратно в карман, Грейс вдруг заметила, что Шарп внимательно на нее смотрит. Видимо, чтобы привлечь его внимание, давно надо было отвлечься самой.

– Дочь звонила?

– У меня сын. Генри.

«У которого, к счастью, нет опухоли мозга», – едва не прибавила Грейс.

– Вот, хочет пойти в кино с бабушкой и дедушкой, – зачем-то сообщила она.

– Между прочим, Джонатан ни разу не упоминал про своих родителей, даже мимоходом, – с рассеянным видом произнес Шарп и снова отвел взгляд. – Только в прошлом году узнал, что мы с ним росли в соседних городках на Лонг-Айленде. Он в Рослине, а я – в Олд-Вестбери.

Последние два названия Шарп произнес крайне многозначительно, однако, увы, смысл от Грейс ускользнул. Для уроженки Манхэттена Лонг-Айленд на одно лицо. Видимо, и там существовали какие-то свои градации, но Грейс о них не знала.

– Обычно, когда публикуют все эти статьи про лучших врачей, – продолжал рассуждать вслух Шарп, – сначала обращаются в пресс-службу больницы. Просят предложить нескольких подходящих кандидатов, а потом из них выбирают. Но первым делом, конечно, связываются именно с пресс-службой. Только на этот раз вышло по-другому. Про материал о Саксе мы узнали, только когда журнал увидели. Пресс-служба, естественно, рвала и метала. Специально позвонили мне и спросили, не моих ли это рук дело. Я, конечно, не в курсе. И вообще, непонятно, за какие особенные заслуги «Нью-Йорк мэгэзин» объявил Джонатана Сакса «одним из лучших врачей»? Их обычно интересуют достижения национального или даже международного масштаба. Я, как и все остальные, в полном недоумении. А потом приходит ко мне в кабинет медсестра, закрывает дверь и говорит, что знает, откуда ноги растут. Одна из редакторов журнала – тетя девочки, которую лечил Джонатан Сакс. Медсестра призналась, что долго боролась с собой – сказать или промолчать? Но теперь решила, что кто-то должен об этом узнать. Не говоря уже о том, что, заводя такие отношения, Сакс снова нарушил наши правила.

– Погодите, – вмешалась Грейс. – В каком смысле?

– Все в том же, – раздраженно отозвался Шарп. – Отношения между врачами и членами семей пациентов запрещены. А тетя, согласитесь, член семьи.

Грейс уставилась в чайную чашку. У нее закружилась голова. Теперь Грейс сама удивлялась, зачем вообще назначила эту встречу. Ну, и чего она хотела добиться?

Видимо, Робертсон Шарп-третий упомянул об этой истории только потому, что из-за выходки подчиненного его отношения с пресс-службой больницы безнадежно испорчены, и теперь самому Шарпу нечего и надеяться, что его кандидатуру предложат для статьи о лучших врачах. Неужели Шарп ждет, что Грейс сейчас начнет извиняться за то, что ее муж переспал с редакторшей?

Грейс достала из сумки кошелек и выложила на стол. Вряд ли Шарп сумеет сообщить ей еще что-то.

– Нет, не надо, – заспорил Шарп. – С удовольствием заплачу. – Он огляделся по сторонам, высматривая официанта. – Надеюсь, что сумел вам помочь, – официальным тоном прибавил он.

Грейс ответила не сразу, потому что сама не знала, помог ей Шарп или нет. Но потом, уже на тротуаре перед «Серебряной звездой», позволила ему пожать ей руку.

– Мне, конечно, придется давать показания, – сообщил Шарп. – Если Джонатана поймают. Так будет правильнее. Сами понимаете…

– Конечно, – кивнула Грейс.