— Ойбля, — сказал я. Наверное мои глаза сейчас тоже выпучились, как у древесной жабы. — Тебе тут осиновый кол нигде не попадался?
— Так, — сказала Лайса дрожащим голосом, — хватит мистики. Я работаю в полиции!
— Ты это сейчас кому сообщаешь? — спросил я нервно. — Мне, себе или тому, кто в гробу? Ты еще постучи в крышку и скажи: «Откройте, полиция!».
— Открывай, — сказала она, однако, мне, доставая пистолет.
— Ты уверена?
— А какие варианты?
Из гроба снова постучали. Не лежится ему, ишь ты… Но Лайса права — не можем же мы просто развернуться и уйти? Она при исполнении.
— Зомбей бьют в голову, вампиров… Не знаю. Их, кажется, пули не берут.
— Открывай, хватит меня пугать! Мне и так страшно!
Я взял лежащий на столе ломик и вставил острый конец под крышку.
— Открывать?
— Да!
Отважная барышня. Я приналег, стараясь держаться от гроба подальше и готовясь сразу отпрыгнуть. Возможно, с позорным визгом. Крышка хрустнула, приподнялась на гвоздях.
— Сейчас я с другой стороны поддену, не пальни в меня! — предупредил я и осторожно по стеночке обошел гроб.
Подцепил верхнюю часть, действуя ломиком как рычагом, выдавил вверх — и она с грохотом съехала на пол. Я чуть штаны не намочил, а как Лайса не открыла стрельбу — прямо и не знаю.
— «И сущим во гробех живот даровав», — процитировал я с глупым нервным хихиканьем.
«Сущий во гробех» приподнялся и заворочался, пытаясь сесть. Конструкция опасно зашаталась на козлах. На голове у него оказался полотняный мешок, руки связаны, ноги, кажется, тоже. Надежно зафиксирован, не укусит, пожалуй.
Я сдернул мешок и вежливо поздоровался.
— Привет, Иван. Тебя разве из больницы выписали?
Он ничего не ответил. Не потому, что невежливый, а потому что во рту кляп.