— Вот этот дом.
Мы остановились возле самого обычного на первый взгляд здания за высокой кованой оградой — ничем особо не выделяющегося в ряду богатых особняков «первой линии». Но я знаю чей это дом. Знает ли Клюся?
Под пристальными взглядами вооруженной охраны мы продефилировали мимо забора и свернули за угол. Здесь не так пафосно — дверь для прислуги, подъездной путь для повозок торговцев. Можно подойти к дому вплотную, что мы и сделали.
— Здесь. Это окно. Смотри, — Клюся, нервно оглянувшись, припала к нише полуподвального окошка.
Я присел рядом и заглянул в полутьму за стеклом. Стекло не самого лучшего качества, да еще и пыльное, мы смотрим со света в темноту, и интерьер комнаты теряется в тенях. Виден угол застеленной кровати, край стола с бумагами — кажется, это ноты. Возле окна — пюпитр, повернутый к нам задней стороной, перед ним — женщина со скрипкой. Проигрывает несколько тактов, что-то помечает на листах бумаги на пюпитре, играет снова, недовольно морщится, опускает инструмент и опять черкает по бумаге. Творческий процесс идет. Что именно играет, не слышно через двойные толстые стекла, но увлеченность процессом несомненная.
— Это она, — сказала Клюся.
— Кто?
— Моя мама.
Лицо женщины видно смутно, но она выглядит слишком молодой для восемнадцатилетней дочери. Впрочем, кто бы говорил.
— Ты уверена?
— Да. Она тут как с фотографий из моего детства. Что это, Антон? Почему? Как? Ты же тут работаешь, ты должен знать.
— Прости, не в курсе. Я недавно работаю. Ты не пробовала проникнуть внутрь?
— Только этим и занимаюсь последнее время. Мы с Аркудой даже пытались штурмовать главный вход — но нас вынесли на раз-два. И стекло не разбить ни чем. И через коллекторы не прошла…
— Ты знаешь, чей это дом?
— Да, я поспрашивала. Некой «мадам Мерде». Ну и имечко, да?
— Да, имя так себе. Она его и сама не любит.
— Ты с ней знаком что ли? — поразилась Клюся.
— Довелось. Но мы не в лучших отношениях.
— Помоги мне, пожалуйста!
— Клюся, ты понимаешь, надеюсь, что мы в игре? Что это не может быть твоя мама?