Мертвая женщина играет на скрипке

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот и не шевелись. Сейчас горячего сладкого чаю тебе сделаю.

— С печеником?

— С печеником.

— Спасибо, пап. Ты самый лучший.

— Ну, выбирать тебе не приходится.

Собрал с пола мокрое и понес в ванную. Там, в полной остывшей уже воды ванне лежала Лайса.

Я почему-то в первую секунду решил, что она мертвая. Как-то она так лежала… Голая, скрестив руки на груди, глядя остановившимся взглядом в потолок. Волосы плывут черной медузой вокруг головы, над водой только лицо, в пупке стальная горошина пирсинга, над лобком та самая татуировка. Не обманули сны.

Я остановился, не зная, что делать, но она моргнула, и я понял, что жива. Хотя небольшой острый ножик рядом мне не понравился.

— Не смогла, — сказала она равнодушно и тихо. — Хотела, но не смогла.

— Ну офигеть был бы сюрприз, — ответил я без сочувствия. — Но так тоже ничего. Ты лежи, лежи, я просто вещи принес в стирку. Не буду тебе мешать. Ножик подать? Кстати, разве тебе не полагается стреляться из табельного? Ты же офицер.

— Я не знала, что ему нужна девочка. Он обещал, что вернет тебе жену, и вы просто уедете.

— И ты поверила?

— Не совсем, — призналась она. — Но он обещал, что мы тоже уедем. Вместе. Мне так осточертел этот город.

— Это вряд ли, — сказал я, припомнив, как исчез в тумане преследуемый птицами Иван.

— Я поняла. Я сразу это поняла, когда вернулась и увидела, что Насти нет. Меня вызвали в управление, а он сказал, что все уже сделано, он отведет ее домой. Оказалось, что в управление меня не вызывали, какой-то глюк системы, я поехала домой, а ее нет, и Иван не отзывается. И я все поняла.

— Какая сообразительная, — хмыкнул я.

Я уже не злился на нее. Тяжело злиться на женщину, которая лежит перед тобой голой. Но и сочувствия к ее пиздостраданиям не испытывал ни малейшего.

— За такое не просят прощения. Я не знаю, как с этим жить дальше, — сказала она жалобно.

Я не растрогался и не сжал ее в объятиях. Во-первых, она голая и мокрая, а во-вторых, из-за нее я снова лишился жены и чуть было не лишился дочери.

— Поплачешь, погорюешь, да и заживешь себе. Ты не первая, кого мужик использовал и кинул, — ответил я равнодушно. — Если ножик тебе больше не нужен, то лучше вылезай, а то вода остыла. Простудишься еще.