Мертвая женщина играет на скрипке

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты покрасила волосы в апельсиновый. Удивляюсь, что на тебя пожарная сигнализация не срабатывает.

Гримаса, означающая «я ожидала, что цвет волос что-то изменит в моей жизни, но кругом все равно мрак, тлен и безысходность». С некоторых пор разнообразные гримасы — основная реакция на мои реплики, и я неплохо научился их понимать.

— Я понимаю, что тебе не хочется в школу. Прогуливай, когда совсем невтерпеж. Но давай договоримся — ты не будешь этим злоупотреблять, и ты будешь сидеть дома, а не шляться по улицам. Мне так спокойнее.

— Да что со мной может случиться?

— Тебе всё перечислить?

Гримаса, означающая «опять эти родительские глупости».

— Ладно…

— Я люблю тебя.

Обнимать не рискую. В лучшем случае раздраженно дернет плечом, отстраняясь. Тактильный контакт — только по ее инициативе.

— И я.

Любить подростков тяжело, но это почти единственное, что мы можем для них сделать.

***

— Мне нужна работа без командировок, Вит. От меня ушла жена, и мне не с кем оставлять ребенка.

— И сколько твоему?

— Моей. Шестнадцать. Сложный возраст.

— Шестнадцать? — Виталик удивленно уставился на меня поверх стакана. — Это сколько же тебе было, когда…

— Неважно, долгая история. Ты можешь меня кому-нибудь порекомендовать? Я опытный журналист, ты же знаешь.

— В этом-то и проблема, Антох, в этом-то и проблема…

— В чем?

— В опыте. Ты не в тренде, коллега. Той журналистики, в которой у тебя опыт, больше нет. Она сдохла, коллега, сдохла, как сучка! Мы по инерции пляшем вокруг трупа, монетизируя последние судороги, но она мертвая сучка. Да ты сам знаешь, чего я… — он поднялся со стула. — Я к стойке, за добавкой. Тебе взять?