На лбу его выступил пот, ручки затряслись так, что ему пришлось поставить кофр. Да что с ним такое?
— Простите, я… Я не… Она уехала!
— Куда?
— Я не знаю! Я правда не знаю!
— Что вы так нервничаете? — удивился я.
— Так вы… — он выдохнул и как-то слегка успокоился, хотя продолжал нервно потеть, — я думал…
— Думали что?
— Неважно, простите. Тяжелое утро, знаете, как это бывает…
Я знаю, как это бывает, но он не похож на похмельного. Скорее на сильно напуганного. На левой скуле просматривался заретушированный тональником фингал.
— Так что там с Мартой?
— Внезапно уехала. Никого не предупредила, ее пришлось замещать второй скрипке, выступление скомкано… Разве так можно!
— Почему?
— Понятия не имею! — врет. Определенно врет.
Сначала он меня сильно испугался, а теперь успокоился и обнаглел. Неприятный, кстати, типочек — лет сорока, с залысинками, смазливый и какой-то скользкий. «Музуканд».
— Я смотрю, вы собрались покинуть Жижецк?
— Э… — он опять напрягся, — внезапная необходимость. Форсмажор. Семейные обстоятельства. Да-да, семейные… Простите, мое такси!
Он подхватил сумку и рванул на выход.
Забавненько.
— Знакомый ваш? — спросила Элеонора, когда я вернулся за столик.
— Да так… — неопределенно ответил я.