— У них, наверное, голова кружится от счастья, — ухмыляется Билл. — Это все равно что в лотерею выиграть. Парнишке, по моим подсчетам, досталось в наследство больше ста миллионов долларов.
— Но он ведь все-таки остался сиротой, — возражает Нэймор.
— Хотел бы я стать таким сиротой, — рычит Каннингем. — Моя мать растила меня в меблированных комнатах.
— В общем, жучки установлены во все телефоны. Кроме того, мы просматриваем все приходящие электронные сообщения раньше, чем сами адресаты.
— И как же ты это сделал?
— Я создал в сети ложный аккаунт. После нашего разговора ты получишь с него все данные в закодированном виде. Я также взломал голосовую почту Элеоноры, так что ты сможешь прослушать ее, когда будешь трахать кого-нибудь перед сном.
— Поверь, у меня и в течение дня бывает полно телок. Так что дома перед сном я если и сую во что-нибудь своего бойца, то только в лед, чтобы охладить его хоть немного.
— В таком случае у тебя в гостях я никогда не буду заказывать «Маргариту», — ухмыляется Нэймор.
Билл допивает свое пиво и делает знак бармену, чтобы он принес еще одну порцию.
— А что там с этим Нептуном? — спрашивает он. — С пловцом на длинные дистанции?
Нэймор отхлебывает большой глоток пива из своего стакана и, помедлив, отвечает:
— Ничего.
— То есть как ничего? На дворе 2015 год.
— Что тут сказать? Он какой-то реликт. Мобильного телефона у него нет, электронных писем никому не пишет, счета оплачивает по почте.
— Ты мне еще скажи, что он троцкист.
— Троцкистов больше не существует. Даже самого Троцкого так не назовешь.
— Наверное, потому, что он уже лет пятьдесят как на том свете.
Официантка ставит перед Биллом еще один стакан с пивом. Нэймор тоже повторяет заказ.
— По крайней мере, скажи мне, где этот чертов ублюдок находится и что он за тип, — тихо говорит Каннингем.
Нэймор какое-то время сидит молча, а затем спрашивает: