Перед падением

— Послушай, формула проста. При современном уровне технологий секретов больше не существует. Знаешь, что сейчас нужно? Супермозг, который имеет доступ ко всей информации — правительственной, персональной, к сводкам погоды, данным судмедэкспертов — словом, к сведениям из всех источников. И этот сверхинтеллект будет использовать такую информацию, чтобы составить картину реальности и определить, кто лжет, а кто говорит правду.

— И этот супермозг, конечно же, ты.

— Чертовски верно, — отвечает Билл и, выйдя из бара, направляется к своему лимузину.

Комната смеха

Весь вечер Скотт сидит один и смотрит по телевизору передачи о себе. Но это вовсе не проявление нарциссизма. Во время просмотра у него возникает ощущение нереальности происходящего и кружится голова. Ему странно видеть на экране собственное лицо, свои детские фотографии — интересно, где и каким образом их раздобыли, — демонстрируемые многомиллионной аудитории в промежутках между рекламой мини-вэнов и подгузников для взрослых. Все это напоминает какую-то странную игру. Скотту в последние дни и так пришлось нелегко в роли объекта досужих слухов и ни на чем не основанных предположений. Теперь эти спекуляции перешли, судя по всему, в несколько другую плоскость. «Что он делал на борту самолета?» Всего неделю назад он был обычным, неприметным, никому не известным человеком. Сегодня же Скотт один из персонажей детективной истории — «Последний, кто видел жертв авиакатастрофы живыми. Тот, кто спас ребенка». День за днем он вынужден выступать в этой роли, отвечая на вопросы сотрудников ФБР и НКБП, раз за разом рассказывая о том, что он помнит, а что нет. День за днем видит в газетах заголовки статей и слышит безликие теле- и радиоголоса, дающие информацию о нем.

Герой. Они называют его героем. Это слово плохо вяжется с тем его образом, который создали СМИ, — законченного неудачника без серьезных амбиций, в прошлом запойного пьяницы, ныне живущего одним днем и не задумывающегося о будущем. Поэтому Скотт прячет лицо и избегает объективов камер.

Иногда его узнают в метро или на улице. Для случайных прохожих он не просто известная личность, а нечто большее. «Надо же, это вы. Вы спасли того мальчика. Я слышал, тебе пришлось вступить в схватку с акулой, брат. Это правда?» На улице к нему относятся не как к особе королевской крови или кинозвезде, а скорее как к своему соседу, которому невероятно повезло. Потому что он, собственно говоря, ничего особенного не сделал — просто плыл. Скотт один из них, обыкновенный человек с улицы, который совершил доброе дело. Поэтому, узнавая его, люди подходят к нему с улыбкой. Они пожимают ему руку, фотографируются с ним на память. Он выжил в авиакатастрофе и спас ребенка. Прикоснуться к нему — это вроде доброй приметы, все равно что потрогать счастливую монетку или кроличью лапку. Совершив невозможное, он доказал, что невозможного не существует. Как же после этого не прикоснуться к нему на счастье?

Скотт улыбается этим людям и старается быть с ними дружелюбным. Разговоры с ними — совсем не то, что предполагаемые беседы с журналистами. И все же ему приходится сдерживать себя. Он боится нагрубить кому-нибудь из них, так как чувствует — даже эти люди в глубине души ждут, что он окажется каким-то особенным. Им просто необходимо, чтобы в их жизни иногда происходило необычное, из ряда вон выходящее. Скотт понимает это и потому пожимает руки незнакомым мужчинам и обнимается с незнакомыми женщинами, но при этом просит не фотографировать его. Большинство из них относится к этой его просьбе с пониманием.

— Пусть этот эпизод останется между нами, — говорит Скотт. — Тогда он лучше запомнится нам обоим.

Многим людям нравится идея, что в эпоху, когда СМИ готовы растиражировать все на свете, у них в жизни будет уникальный эпизод, который сохранится только в их памяти. Впрочем, не все ведут себя тактично. Некоторые фотографируют Скотта совершенно беспардонно, не спрашивая его согласия. Есть и такие, кто искренне расстраивается, когда он отказывается позировать вместе с ними. На Вашингтон-Сквер-Парк одна старушка в подобной ситуации называет его ублюдком. Скотт в ответ кротко кивает и говорит, что она совершенно права. И слышат в ответ: «Пошел в задницу».

Если обычные люди признали тебя героем, ты теряешь право на одиночество и частную жизнь. Перестаешь быть обыкновенным человеком, выиграв в лотерее судьбы, и превращаешься в некое полубожество, символ удачи. Поэтому твои собственные желания уже не имеют какого-либо значения. Ты просто обязан играть отведенную тебе роль.

На третий день Скотт перестает выходить на улицу. Он живет на третьем этаже дома Лейлы, в гостевых апартаментах. Их интерьер выдержан в белых тонах — пол, стены, потолок и мебель. Скотт чувствует себя очень странно, просыпаясь в чужой комнате, на незнакомой кровати. Даже кофейные зерна, которые он засыпает в кофеварку, кажутся ему не такими, что хранятся на кухне у него дома. Ему непривычно даже прикосновение к жесткой махровой поверхности банных полотенец, которые он достает из шкафчика в огромной ванной комнате. Бар в гостиной полон дорогого шотландского виски и русской водки. Он изготовлен из вишневого дерева полвека назад. В первый вечер Скотт долго разглядывал его содержимое с видом человека, который, находясь в угнетенном состоянии духа, изучает содержимое оружейного шкафа. Как много на свете способов покончить с собой! В конце концов, закрыв бар, он накинул на него одеяло, передвинул стоящий рядом стул в другое место и больше не подходил и даже не смотрел в ту сторону.

Жена Киплинга — кажется, ее звали Сара — лежит на цинковом столе где-то в морге. И красавица-стюардесса, Эмма Лайтнер, тоже. Несколько раз в день Скотт просматривает список погибших. Дэвид Уайтхед, Маргарет Уайтхед, Рэйчел Уайтхед…

Скотту казалось, что он уже мысленно свыкся с тем, что случилось. Но когда стало известно, что удалось обнаружить тела, эта новость снова выбила его из колеи. Они были мертвы — все, кто находился на борту, кроме него самого и мальчика. Скотт вроде бы и раньше понимал, что других выживших быть не могло. Но только увидев репортаж по телевизору, в котором говорилось, что первые тела погибших в авиакатастрофе найдены, он окончательно поверил: другого исхода ждать не приходится.

Где-то в океане все еще оставались: трое членов семьи Уайтхед — мать, отец и сестра маленького Джей-Джея, пилоты Чарли Буш и Джеймс Мелоди, а также Бен Киплинг и охранник Уайтхедов. Все они были под водой, в темных морских глубинах.

Скотт понимает, что следовало бы отправиться домой, на остров, но этого сделать не удастся. Он чувствует, что по непонятным ему самому причинам не сможет жить так, как жил раньше. При этом «раньше» в данном случае означает девять дней назад. Вся жизнь Скотта, похоже, разделилась на две части — до катастрофы и после нее. Ему кажется, что он просто не сможет пройти по безлюдной грунтовой дороге к небольшим белым воротцам, войти в дом, надеть оставленные у порога старые тапочки без задников, достать из холодильника прокисшее молоко, взглянуть в полные грусти глаза своего пса-калеки. Да, это был его дом — того самого человека на телеэкране, который носил рубашки Скотта и смотрел в объектив на старых фотографиях — «неужели у меня в самом деле такие кривые зубы?». Он не мог заставить себя предстать перед множеством телекамер, отвечая на сыплющиеся со всех сторон вопросы. Говорить с людьми в метро — одно дело, а обращаться к многомиллионной аудитории — совсем другое. Это было не для Скотта. И вернуться туда, где жил раньше, он почему-то не мог. Что-то мешало ему это сделать. Поэтому Скотт продолжает часами сидеть на чужом диване и смотреть на верхушки деревьев и облицованные коричневым камнем здания на Бэнк-стрит.

Где в это самое время находится мальчик? Вероятно, в загородном доме в северной части штата Нью-Йорк. Всякий раз вечером, когда Скотт ложится спать, его начинает терзать одна и та же мысль. Даже во сне он думает о маленьком мальчике, затерявшемся в безмерном черном пространстве ночного океана. С трудом держась на поверхности, Скотт пытается по голосу, зовущему на помощь, отыскать ребенка в кромешной тьме. Но видение, к счастью, мучает его недолго. Ему на смену приходит спасительное забытье. Однако воспоминание о сне возвращается утром, когда Скотт пьет холодный кофе. Иногда ему кажется, что это не его кошмар, а мысли мальчика, которые каким-то непостижимым образом передаются ему, и никто, кроме него, Скотта, воспринимать их не может.

Скотт размышляет о том, возможно ли, что между ним и мальчиком за те восемь часов, которые они провели в океане, возникла какая-то особая связь. Скотт смог спасти жизнь маленькому человеку, удержать его на поверхности. Достаточно ли этого, чтобы считать, что жизнь прожита не зря? Мир знал спасенного ребенка как Джей-Джея, но Скотту кажется, что для него он навсегда останется просто «мальчиком». Сейчас он находится в безопасности, с ним его новая семья — тетя и ее, судя по всему, не слишком порядочный и весьма корыстный муж. Мальчик в мгновение ока стал мультимиллионером, и хотя сейчас ему еще нет и пяти лет, скорее всего, он никогда в жизни ни в чем не будет нуждаться. Скотт спас ему жизнь, дал будущее, возможность быть счастливым. Разве этого недостаточно?

Скотт, просидевший взаперти уже два дня, набирает номер справочной службы и выясняет телефонный номер тети мальчика. Часы показывают девять вечера. Набрав нужную комбинацию цифр и прислушиваясь к звучащим в трубке гудкам, Скотт гадает, что ребенок делает в эту минуту.

После шестого гудка трубку снимают, и Скотт слышит голос Элеоноры. Он представляет себе ее лицо, ее печальные глаза.