– В чистом поле складов не строят, – сказал Буторин, проведя пальцами по карте. – Склады устраивают обычно там, где существуют подходящие помещения или здания уже не один десяток лет. Где к ним уже давно есть подъезды. Я имею в виду то, что это склады действующие и еще не вывезенные на восток.
– Какие склады могли еще не вывезти при приближении фашистов? – поднял палец Сосновский. – Те, что являются военными складами и предназначены для снабжения действующих частей. Склады дивизий и корпусов. Не ниже рангом.
– Но все же он мог и отправиться передавать документы, – напомнил я, – какому-то командиру одной из частей вермахта в удобном для этого месте. «Трое суток», он сказал?
– За трое суток по хорошей дороге и в мирное время можно уехать на две тысячи километров, – пожал плечами Сосновский. – Давайте попробуем сделать акцент на военное время, обстрелы, бомбежки, опасность встречи с нашими солдатами и почти полную невозможность использовать дороги для передвижения на автомобиле или мотоцикле. И на какое расстояние он сможет уйти за это время в наших условиях?
– Во-первых, Фриду нужно покинуть этот район, – начал загибать пальцы Буторин. – А он знает, что его группа почти уничтожена, о ней знает наша контрразведка и его ищут. Тем более контрразведка знает о документах, которые он несет с собой. Значит, он должен одним броском уйти подальше и затаиться, осмотреться, выбирая направление на нужное ему место для контакта с командиром определенного или любого немецкого подразделения. В любом случае это займет уже сутки.
– Я бы сказал, что он именно затаится, чтобы понять, какие мы предпринимаем действия, – возразил Коган. – Рваться сразу из этого района – означает действовать наобум. Фрид не такой человек, он наобум не действует. Я даже сомневаюсь, что в его планы вообще входит возращение к своей группе. Точнее, к остаткам своей группы. И фразу про трое суток я бы не стал воспринимать всерьез. Звучит правдоподобно, а это главное в общении со своими людьми. Чтобы у тех не возникло паники, чтобы они продолжали выполнять задачу.
– Значит, у нас есть пара дней, чтобы вычислить направление его движения и остановить, взять Фрида, – подвел я итог. – Тогда действуем следующим образом. Нам нельзя допустить, чтобы остатки группы Фрида совершили диверсии в наших тылах. У контрразведки, у Званцева сил не хватит, чтобы прикрыть все объекты, организовать засады, выявить пособников, которых Фрид может привлечь. Тем более что Фрид может лично реализовать эти планы, чтобы ему было с чем возвращаться к своим хозяевам. Поэтому Буторин и Коган займутся потенциальными объектами, где группа Фрида может совершить диверсии, и будут искать его там. Мы с Сосновским проанализируем возможные пути движения Фрида к своим, на случай, если он не намерен лично принимать участие в диверсиях на складах и просто двинется к линии фронта. Все, действуем по обстоятельствам. Дмитренко я попрошу отправить в контрразведку к Званцеву. Пусть его там потрясут, выявят связи, попытаются через него выйти на другие группы на линии нашего фронта.
Через два часа в расположение части притащили на буксире нашу машину, и механики принялись за ее ремонт. По радио отправили сообщение в особый отдел, чтобы забрали арестованного диверсанта. Пожелав успеха ребятам, мы с Сосновским отправились на трофейном «мерседесе» к линии фронта. Мы наметили несколько мест, где, по нашему мнению, мог затаиться Фрид. Нам предстояло осмотреть эти места, сообщить командирам частей и подразделению на этом участке об опасном диверсанте и просить их оказать помощь в поисках Фрида. Просьба, конечно, законная с нашей стороны, но вот уверенности в том, что командиры сейчас же бросятся ее выполнять, у нас, конечно, не было. Да и можно их было понять. Враг прет и прет, подразделения несут потери, гибнут в полном составе, пытаясь заступить врагу пути. Вот он – реальный, осязаемый, стреляющий в тебя враг. Ты его видишь перед собой и стоишь насмерть на своих позициях. А с Фридом как? Может, здесь, а может, и нет, может, этим офицерам из НКВД показалось, да и когда он сможет что-то сделать и где, какой вред нанести? Неужели больший, чем прорвавшаяся в тыл нашим частям танковая дивизия немцев? Мы с Сосновским отдавали себе отчет в том, что большой помощи от воинских частей не получим. Не их это дело, а наше, нам нужно лезть из кожи, но найти Фрида-Федорчука.
Пока механики чинили нашу машину, Буторин и Коган отправились вместе с разведчиками полка осмотреть подходы и проверить, не продвигаются ли немцы со стороны железной дороги. Были два опасных участка для прорыва. Один в том месте, где насыпь была высокой, а за ней овраги и байрачные леса. Там вполне могла сконцентрироваться немецкая пехота, а потом атаковать наши позиции во фланг. Второй участок был низким, и там железную дорогу пересекала автомобильная дорога. Пусть и грунтовая, но в лесах можно было сконцентрировать бронетехнику, а потом ударить через железнодорожное полотно по нашим частям. Два десятка мотоциклистов выехали на эти участки. Наши ребята отправились с ними не только потому, что не могли сидеть сложа руки, когда враг атакует по всему фронту. Они еще думали и о том, что Фрид мог попытаться уйти по этим направлениям. Навстречу атакующим войскам идти смертельно опасно, но черт его знает. О Вальтере Фриде говорили как о человеке непредсказуемом.
Командир взвода выделил оперативникам мотоцикл. Пулемета на нем не было, но Коган, усаживаясь в люльку, только махнул рукой. Группа мотоциклистов понеслась по лесной дороге. Буторин за рулем своего мотоцикла ехал замыкающим. Хорошо, что почва тут была песчаной и за колонной мотоциклов почти не было пыли. Разведчики не стали выходить на передовые позиции полка, а лесными дорогами через устроенные засеки вышли к железной дороге. Здесь, в зарослях молодого клена, оставив мотоциклы, автоматчики поспешили к высокой насыпи железнодорожного полотна.
Буторин и Коган бежали за бойцами, внимательно осматривая местность. Поле перед насыпью было неудобным для боя. Если сейчас атакуют немцы, тут и спрятаться будет некуда. А на той стороне лес, пусть и отдельными очагами, но там есть где укрыться вражескому подразделению. И командир отделения еще слишком молодой сержант, который не имеет большого боевого опыта.
– Васильчиков! – окликнул сержанта Буторин, но тот не услышал и продолжал вести своих людей к насыпи.
– Рисковый парень, – проворчал Коган, падая рядом с другом в траву.
– Безрассудный, – ответил Буторин. – До первой беды.
И тут сверху ударили автоматные очереди. Первые три автоматчика, добравшиеся до железнодорожного полотна, упали и открыли огонь куда-то по другую сторону железной дороги. В ответ им послышались винтовочные выстрелы, а потом заработал немецкий пулемет. Еще несколько бойцов залегли на краю насыпи, но поднять головы им не давал вражеский пулемет. Фонтанчики земли и щебня то и дело разлетались среди советских автоматчиков. Вот один схватился за руку, второй с окровавленным плечом скатился вниз.
– Рассредоточь людей, сержант! – рявкнул на ухо Васильчикову Буторин, падая на землю рядом с молодым командиром. – Пусть перебегают, постоянно меняют позиции и растянутся вдоль полотна подальше. С интервалом метров в десять, не меньше!
– Головы не поднять, – ответил сержант. – Они сейчас в атаку поднимутся, а нас мало!
– У тебя на мотоциклах установлены четыре ручных пулемета! – напомнил Коган. – Пошли людей, поставь пулеметы на флангах, открывай огонь, когда немцы поднимутся, фланговым огнем ты их тут накрошишь знаешь сколько! Всю охоту отобьешь! Гранаты прибереги напоследок, применишь их, когда немцы подойдут на расстояние в тридцать метров! Понял?
– Я знаю, нас учили! – поспешно отозвался сержант и начал отдавать команды.
– Бегом, ребятки, бегом! – помогал ему своим зычным голосом Буторин.