Я отпустил пожилого человека и двинулся к широким, настежь раскрытым дверям вокзала. Здание небольшое, всего в один этаж. Найти будет нетрудно. И когда я дошел до дверей и машинально бросил взгляд вправо, в сторону путей, то замер на месте. По перрону шли Коган и Буторин. Медленно, как будто гуляли и ждали своего эшелона. Они о чем-то оживленно разговаривали и меня не видели. Но самое интересное было потом. Я увидел трех солдат с автоматами на плече, которые тоже шли по перрону не спеша. Мгновенно я вспомнил эти оттопыренные уши, тонкую длинную шею и выпирающий острый кадык. Этого человека я видел в госпитальном дворе возле легковой машины, где врач перевязывала руку раненому командиру Красной армии. И второго из этой троицы я тоже узнал. Плечистый, шея толстая, аж воротник гимнастерки не сходится. А не сходится, потому что гимнастерка была с чужого плеча. Контраст новой, только со склада гимнастерки худощавого и застиранная короткая гимнастерка его товарища. Третьего я не помнил.
– Спокойно, Максим, я их вижу, – раздался совсем рядом негромкий голос Сосновского. Потом он добавил, как будто хотел уточнить: – И наших ребят тоже вижу, и эту троицу.
– Миша, наши ребята ничего не знают, они скоро пройдут мимо диверсантов, – шепнул я Сосновскому. – А сейчас самая выгодная позиция, когда враг между нами находится, и взять диверсантов будет легче. А сейчас даже Мороз их не видит, он их не узнает.
– Держи мой автомат! – вдруг сунул мне в руки свое оружие Сосновский и сорвался с места.
Я машинально взял его автомат, но успел только открыть рот, чтобы остановить Михаила, спросить, что он намерен предпринять. А Сосновский уже быстрым шагом шел за диверсантами, вооруженный лишь кобурным оружием на ремне. Он бесцеремонно выхватил из рук какого-то мужчины букет цветов, с которым тот стоял на перроне, ожидая кого-то, и побежал в сторону диверсантов. Чтобы оказаться рядом в нужный момент, я юркнул через дверь в зал ожидания и побежал, посматривая в окно на Сосновского. Он бежал по перрону и махал кому-то рукой с букетом, счастливо улыбаясь и выкрикивая какое-то женское имя.
Диверсанты обернулись на шум. Я сразу заметил, как все трое напряглись, как они стали озираться, пытаясь понять, к кому бежит этот молодцеватый майор с цветами. Когда они поймут, что никакой женщины нет, которая бежала бы навстречу майору или со счастливыми глазами ждала его, Сосновский уже настигнет их. Коган и Буторин тотчас же увидели Михаила и сразу поняли, что идет какой-то спектакль. Но им понадобилось несколько секунд, чтобы понять, кто является объектом этой театрализованной постановки. Возможно, что Сосновскому и удалось бы все сыграть до конца, но следом за ним бежал тот самый мужчина, у которого он выхватил букет, ругаясь, требуя остановиться и обещая «начистить морду», невзирая на звание.
Диверсанты все поняли и схватились за оружие. Сейчас случится непоправимое. Стрельба на перроне, пусть не переполненном пассажирами, но все же на котором были беззащитные и ничего не подозревающие люди, чревата жертвами. Наверняка Сосновский тоже понимал это, потому что метров за десять до диверсантов, когда те повернулись и сорвали с плеч автоматы, он вдруг широким взмахом руки швырнул в их сторону букет, гаркнул на весь перрон предупреждающую команду «граната» и сам упал на землю. Финт сработал. Диверсанты пригнулись и шарахнулись в разные стороны в ожидании взрыва. Сосновский успел выхватить из кобуры пистолет и выстрелил дважды по ногам одного из врагов.
Перрон огласился криками и женским визгом. Люди бросились к зданию, многие стали падать на землю и закрывать голову руками, как во время обстрела или бомбежки. Воздух прорезала автоматная очередь. Крикнув в зале ожидания людям, чтобы падали на пол и прятались за лавками, я подбежал ко второй двери. И в этот момент лицом к лицу столкнулся с одним из диверсантов. На улице прозвучали еще две автоматные очереди, и мое воображение сразу нарисовало мне картину распростертых на перроне тел пассажиров. Мне в глаза смотрел тот самый, с оттопыренными ушами, худощавый молодой человек. И его кадык нервно дернулся сверху вниз и назад.
Мои руки были заняты моим оружием и автоматом Сосновского. Я разжал пальцы, бросая оружие на пол, и тут же мне пришлось перехватить ППШ диверсанта, тот попытался навести автомат на меня, отшатнувшись к двери. Выпускать на улицу его нельзя, пускать в зал ожидания тоже. Ему вообще нельзя давать возможность стрелять и нельзя стрелять самому. Рванув автомат на себя, мой противник потерял равновесие, потому что я ждал этого рывка. Я сумел в последний момент удержать его руки, а затем нанести удар носком сапога ему в голень. Парень охнул и ослабил хватку, чуть скособочившись. Сильным рывком я выкрутил его руку и вырвал автомат. Сразу же я ударил его что есть силы прикладом в грудь, старясь угодить в область солнечного сплетения. И мгновенно стволом автомата по его рукам, которыми он или пытался защититься, или вырвать оружие из моих рук. Следующий удар я нанес прикладом в лоб противнику, и диверсант опрокинулся на спину.
Бросив ППШ, я навалился на него всем телом, заламывая ему правую руку и переворачивая его лицом вниз на заплеванный семечками пол. Проводя прием, я все же умудрился бросить взгляд наружу через дверной проем. Картина мне не особенно понравилась. Сосновский и Коган стояли и смотрели на диверсанта, лежавшего у их ног без движения. Буторин стоял на краю платформы и спокойно смотрел куда-то вниз на рельсы. Автомат он держал в опущенной руке, значит, стрелять необходимости уже не было. Плохо! Значит, только один.
Когда мы с Морозом связали пленника, я вышел на платформу и подошел к Сосновскому. Тот виновато посмотрел на меня и развел руками. Засовывая пистолет в кобуру, он уныло стал рассказывать, как упал и выстрелил по ногам ближайшего диверсанта. Как попал ему в бедро. Но в это время на линии огня оказался еще один, и вторая пуля досталась ему точно в затылок. Раненый вскочил и бросился с перрона вниз, на рельсы. Буторин хотел прыгнуть за ним, но чуть не нарвался на автоматную очередь. Ему пришлось стрелять в ответ. Стрелял в плечо, но пуля угодила диверсанту в сердце.
– Как вы тут оказались? – спросил я, глядя на убитого диверсанта.
– Пограничники у моста подсказали. А на подъезде к станции полуторку догнали со старшиной и бойцами Мороза.
Глава 4
Топот ног сквозь шум движения пассажиров, старавшихся уйти подальше от того места, где поднялась стрельба, заставил нас оглянуться.
– Ух ты! – Буторин вышел вперед и, подняв руку, пошел навстречу какому-то капитану и нескольким бойцам, бежавшим к месту происшествия, держа карабины в руках. – Вот это встреча!
– Вы? – удивился капитан, и я разглядел на его петлицах артиллерийские эмблемы. Он уставился на Буторина, на Когана. – Что здесь произошло, товарищ майор?
– Нормально все, Матвей Степанович, – улыбнулся Буторин. – Работаем. Товарищи, это капитан Дятлов, с которым мы вместе недавно немцев задерживали. Отличный артиллерист, командир батареи. Он без потерь остановил танковую колонну и подбил больше двух десятков танков и бронемашин фашистов.
Я подошел к артиллеристу. Его бойцы стояли и рассматривали задержанных и трупы. Протянув руку, я представился, сообразив, что этот комбат как раз из того самого полка, который нам уже однажды помог.
– Командир специальной оперативной группы НКВД майор Шелестов, – я протянул ладонь и пожал сильную руку артиллериста. – Ваш полк здесь? Здесь майор Кожевников?