— И где он теперь?
— В Анголе, штат Луизиана, двадцать лет. Тебе тоже приблизительно столько же впаяют, если верить моему адвокату.
— Твоему адвокату?
— Угу, я с ним сегодня встречался и спросил. Он знает про твое дело. Говорит, весь город о нем трезвонит, люди, мол, по-настоящему рассвирепели. Еще сказал, что твоя жена скоро станет богачкой по тому офигительному завещанию. Только ты-то следующие двадцать лет будешь за решеткой. А к тому времени, когда выйдешь, от денег ничего не останется, все растащат ее новые друзья. Это действительно так?
— Спроси своего адвоката.
— И как твоей карге удалось влезть к старику в завещание? Говорят, он оставил двадцать миллионов или около того. Это правда?
— Спроси своего адвоката.
— Спрошу. Она тебе что, рога наставила?
— Ничего она мне не наставила. Просто я не хочу об этом говорить, понял?
— Ну, дело хозяйское. — Денни взял книгу и вернулся к чтению.
Симеон растянулся на нижней койке и стал перечитывать первую страницу. Через двадцать лет ему стукнет шестьдесят шесть. У Летти будет другой муж и совсем другая жизнь, получше нынешней, дети, внуки, а может, и правнуки. А у него не будет ничего. Его жизнь закончилась. Он не станет возражать против развода. Пусть все достанется ей.
Вот, может, удастся повидаться с Марвисом в тюрьме?
32
Через восемь дней после трагедии в семье Ростон, когда все начало утихать и люди обсуждали уже другие дела, те драматические события снова вышли на авансцену. В еженедельном выпуске «Форд каунти таймс» вышла статья с огромным заголовком на первой полосе: «Округ скорбит о гибели братьев Ростон». Здесь же были помещены большие школьные фотографии Кайла и Бо. В нижней части полосы были напечатаны снимки, запечатлевшие искореженный автомобиль, вынос гробов из церкви, одноклассников покойных ребят со свечами в руках на лужайке возле Клэнтонской старшей школы во время поминальной молитвы.
Думас Ли почти ничего не упустил. Его статья была пространной и подробной. На второй полосе располагалась большая фотография Симеона Лэнга со зловещей повязкой на лице, сделанная в момент, когда его в предыдущий четверг в наручниках выводили из здания суда в сопровождении адвоката по делу[18] мистера Артура Уэлша из Кларксдейла.
В тексте, сопровождающем снимок, не было ни одного упоминания о Джейке Брайгенсе, потому что Джейк пригрозил Думасу и газете иском за клевету, если они позволят себе даже смутно намекнуть, будто он когда-либо представлял интересы Симеона. Упоминалось старое, но все еще висящее над Симеоном с октября обвинение в вождении в состоянии алкогольного опьянения. Однако Думас не муссировал дело и не строил догадки по поводу отсрочки его рассмотрения. Он боялся судебных преследований и обычно легко отступал.
Два пространных некролога рвали душу. Были опубликованы интервью с учителями и одноклассниками погибших, а также интервью с Оззи, взятое на месте трагедии, в котором он сообщал подробности аварии. Свидетель катастрофы охотно рассказывал о том, что видел, рассказ сопровождался его портретом. Молчали только родители. Один из дядьев погибших мальчиков просил всех уважать их горе и неприкосновенность частной жизни.
К семи часам утра Джейк уже прочел все до последнего слова и чувствовал себя измученным. В кофейню не пошел, потому что устал от бесконечных пересудов на тему случившейся трагедии. В 7.30 он поцеловал Карлу и отправился в контору, надеясь вернуться к обычной рабочей рутине. Рассчитывал весь день посвятить делам, не связанным с Хаббардом. У него накопилась куча клиентов, действительно требующих его внимания.
В начале девятого позвонил Стиллмен Раш. Он сообщил, что Гершел Хаббард только что отказался от его услуг. Джейка это заставило задуматься. С одной стороны, ему было приятно, что Стиллмен получил щелчок по носу, он его не любил, но с другой — новость обеспокоила: способность Уэйда Ланье к манипуляциям вызывала серьезные опасения.
В единственном пока другом своем крупном деле, в деле Карла Ли Хейли, Джейк лицом к лицу столкнулся с Руфусом Бакли, который являлся тогда окружным прокурором. И хотя в зале суда тот действовал весьма искусно и обладал отличной реакцией, ловким манипулятором и умелым интриганом он не был. В отличие от Уэйда Ланье, который всегда оказывался на шаг впереди всех.