Когда они вышли из дома, Летти сказала какую-то глупость насчет того, что никогда не водила «кадиллак», и Хаббард настоял, чтобы она села за руль. Летти нервничала и ехала медленно. Он пил кофе из картонного стаканчика и казался спокойным, будто у него ничего не болело. Такое впечатление, что ему нравится, как осторожно Летти ведет машину по практически пустому шоссе.
Джейк спросил, о чем они разговаривали во время этой десятиминутной поездки. Она немного подумала, взглянула на присяжных, которые не пропускали ни единого слова.
— Мы разговаривали о машинах. Он сказал, что большинство белых больше не любит «кадиллаки», потому что в наше время в них разъезжает много черных, и спросил, почему для чернокожих так важно иметь именно «кадиллак». Я ответила: меня не спрашивайте, я никогда не мечтала иметь его, да у меня его никогда и не будет. У меня двенадцатилетний «понтиак». Но, наверное, черные их любят, потому что это очень хорошая машина и это способ показать другим, что вы смогли ее себе позволить: у вас есть работа, немного денег в кармане, и вы добились кое-какого успеха в жизни. То есть все у вас хорошо. Вот и все. Он сказал, что ему тоже всегда нравились «кадиллаки», что первый свой «кадиллак» он потерял при первом разводе, второй — при втором, но с тех пор как покончил с семейной жизнью, никто не докучает ни ему, ни его «кадиллакам». Вроде как его это смешило.
— Значит, он был в хорошем настроении и даже шутил? — спросил Джейк.
— В очень хорошем, да, сэр. Он даже посмеялся надо мной, над тем, как я веду машину.
— И сознание у него было ясным?
— Как стеклышко. Он сказал, что я веду его седьмой «кадиллак» и что он помнит их все. Еще сказал, что меняет их каждый год.
— Вам известно, принимал ли он в то утро лекарство от боли?
— Нет, сэр, это мне не известно. Он с иронией относился к таблеткам, не любил их принимать и держал в портфеле, подальше от меня. Я их видела единственный раз, когда он лежал пластом, смертельно больной, и просил меня достать их. А в то утро… нет, не похоже, чтобы он их принял.
Под руководством Джейка она продолжила свой рассказ. Они приехали в контору «Берринг Ламбер» — тогда она была там первый и единственный раз. Пока мистер Хаббард, заперев дверь, занимался делами у себя в кабинете, она убирала. Пылесосила, вытирала пыль, отскребла большинство оконных рам, сложила разбросанные журналы, даже вымыла тарелки в небольшой кухоньке. Нет, мусорные корзины не вытряхивала.
С той минуты, когда они вошли в контору, до момента, когда они ее покинули, Летти не видела мистера Хаббарда, не разговаривала с ним и понятия не имеет, что он делал у себя в кабинете, ей бы и в голову не пришло спрашивать. Он вошел в кабинет с портфелем и вышел с ним же. Она отвезла его обратно домой и около полудня вернулась к себе. А поздно вечером в воскресенье позвонил Кэлвин Боггз и сказал, что мистер Хаббард повесился.
В 11.00, после почти двух часов, проведенных ею на свидетельском месте, Джейк передал свидетельницу оппоненту для перекрестного допроса. Во время короткого перерыва он сказал Летти, что она все сделала превосходно. Порция была взволнована и очень горда: ее мать сумела сохранить самообладание и была убедительна. Гарри Рекс, наблюдавший за ней из последнего ряда, признал, что выступить лучше было невозможно.
А уже к полудню их дело лежало в руинах.
Он не сомневался, что укрывательство беглеца — дело противозаконное в любом штате, включая Аляску, так что тюремный срок вероятен, хотя сейчас это Люсьена не беспокоило. Энсил занял его постель. Он хотел лечь на полу или спать в кресле, но Люсьен боялся за его раненую голову и настоял, чтобы тот спал в кровати. Обезболивающее вырубило Энсила, и Люсьен долго сидел в темноте, смакуя последний стакан виски с колой и слушая храп старика.
Тихо одевшись, он вышел из номера. Коридор был пуст. Никаких полицейских, шныряющих в поисках Энсила. Чуть дальше по улице он купил кофе с булочками и принес их в комнату, где проснувшийся к тому времени Энсил смотрел по телевизору местные новости.
— Ни слова, — доложил он.
— Неудивительно, — ответил Люсьен. — Сомневаюсь, чтобы они пустили бладхаундов по вашему следу.
Они поели, по очереди приняли душ, оделись и в восемь часов покинули номер. На Энсиле были черный костюм Люсьена, белая рубашка, пестрый галстук и бейсболка, надвинутая так низко, что почти скрывала лицо. Они быстро прошли три квартала до юридической конторы Джареда Волковича, о котором упоминал Бо Бак из бара гостиницы «Глетчер».
Люсьен навестил мистера Волковича накануне поздно вечером, нанял его в качестве адвоката и организовал снятие показаний под присягой наутро. Судебный секретарь и видеооператор уже ждали в совещательной комнате. У дальнего конца стола стоял мистер Волкович. Подняв правую руку, он повторил за секретарем клятву говорить только правду, после чего сел перед камерой.
— Доброе утро. Меня зовут Джаред Волкович, я адвокат, имеющий лицензию на адвокатскую практику в штате Аляска. Сегодня, в среду, пятого апреля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, я нахожусь в своем офисе на улице Франклина в городе Джуно, Аляска. Здесь со мной Люсьен Уилбэнкс из Клэнтона, Миссисипи, и человек по имени Энсил Эф Хаббард, временно проживающий в Джуно. Цель этой записи — запечатлеть показания мистера Хаббарда. Я ничего не знаю о деле, из-за которого мы здесь собрались. Моя роль состоит в том, чтобы просто засвидетельствовать показания и тот факт, что запись того, что здесь будет происходить, верна и действительна. Если кто-либо из адвокатов или судей, имеющих отношение к делу, захочет переговорить со мной, звоните — я к вашим услугам.