Тени Деймона: Шаг в неизвестность

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так что за минус? — спросил Дейм, которого, судя по всему, не особо интересовало то, чем закончилась история Эдриха про портовую потаскуху.

— Ее нельзя будет вырубить, пока она не разрядится сама, — ответил Нейт. — В нормальном мире это сутки, максимум — двое. В расколотом — вечность, — он задумчиво повертел пирамидку в руках и сказал. — Дайте ка мне дубликатор. Сейчас попробуем провернуть еще один фокус. Одной, как мне кажется, вам может и не хватить…

Дейм протянул ему шарик. Проводник взял его и легонько стукнул по одной из граней пирамидки. Дубликатор в этот же миг покраснел, а на другой его стороне появилась точная копия стазисной ловушки.

— Странно, — пробормотал проводник, — сколько его использую — ни разу ничего подобного не видел. Даже в нормальном мире он ведет себя практически как обычно, а тут… — он спрятал шарик в карман. — Нет, больше копии им делать я не рискну, пока не пойму, что за хрень произошла. Да и в любом случае, две ловушки лучше, чем одна. Хотя, странно, конечно. — Проводник протянул мне и Дейму по пирамидке.

— Лучше держать их по отдельности, — сказал он глядя на пляшущие над ямой язычки пламени, — кто знает, что может произойти, если одна такая ловушка ударится о другую.

Я с сомнением повертел местную диковину в руках. А что, если она ударится о стенки кармана? Не активируется ли? Будет очень обидно попасться вот так вот, по-глупому. Эх, блин, была бы у костюмчика капсула с гелевой фиксацией содержимого, может и прокатило бы, а так…

Я уже открыл было рот, чтобы высказать свои сомнения Нейту, но проводник, будто бы прочитав беспорядочную чехарду моих мыслей, опередил меня.

— Можете не бояться, — сказал он, вновь разворачивая кулек с вяленым мясом, — для ее активации нужен действительно сильный удар. Такой, после которого вы скорее всего останетесь без ноги.

— Ну, спасибо, прям успокоил, — проворчал Дейм, убирая пирамидку в карман. Я молча последовал его примеру.

— Слушай, — поинтересовался Рейн, — а сколько ты в этот мир уже ходишь? Просто складывается впечатление, что ты знаком тут практически со всем, хотя сам сначала говорил, что место тут весьма непредсказуемое.

— Так и есть, — кивнул проводник, — я не знаю о нем и десятой части того, что следовало бы знать. Ни как появилось, ни зачем существует, ни до каких пределов может разрастись. На самом деле узнать о нем все в принципе невозможно. Расколотый мир постоянно меняется. Сейчас тут действуют одни законы. Завтра — другие. Послезавтра — третьи. Стоит лишь на минуту вообразить, что ты тут все уже разведал и можешь ходить как по улице своего родного города, — он немного помолчал, — ну, того, что заселен людьми, а не нашего, так мир подкидывает тебе очередной свой сюрприз, с которым ты еще не встречался. И, как правило, он не из приятных. Поэтому всегда нужно быть настороже и прислушиваться к внутренним ощущениям. Они адаптируются и развиваются к третьему-четвертому заходу, если человек, конечно, выживает. Так вот, зачастую в расколотом мире это самое шестое чувство оказывается куда полезнее, чем знания или, не дай боги, логика.

— А за твоими плечами сколько походов? — напомнил ему о второй части вопроса Рейн.

— Не знаю, — покачал головой проводник, уперев серый взгляд в стремительно светлеющее небо. — Сотня. Может больше. В любом случае, этот раз — последний, как мне кажется.

— Ты вдруг поверил в успех нашей затеи? — поднял бровь Эдрих. — Не ожидал от тебя подобного оптимизма.

Проводник ему не ответил. Лишь поднялся на ноги, обвел пустым, ничего не выражающим серым взглядом залитые мягким зеленым светом окрестности и сказал:

— Вставайте. Нам пора в путь.

Глава 42

Яркие лучи зеленоватого солнца прорвались сквозь тяжелый ковер низко висящих туч, рассыпав по водной глади небольших лужиц сотни крохотных, сверкающих изумрудов. В воздухе повисла легкая, слегка отдающая сыростью, свежесть, периодически перемешиваемая невесомыми прозрачными пальцами прохладного ветерка.

Вокруг раскинулись умытые дождем мрачные останки некогда большого и процветающего города. На изъеденных временем и ржавчиной небоскребах еще виднелись чудом уцелевшие остатки рекламных вывесок, коими человечество прекратило пользоваться лет двадцать назад, полностью перейдя на внутресетевую рекламу. Проспект, пролегающий между ними, был относительно целым и чистым. Лишь в некоторых местах устилавшая его плитка провалилась и пошла юзом. В таких углублениях и скапливалась мутно-зеленая вода, стекавшая с черных громадин домов.

На небольшом перекрестке, расположившемся чуть впереди от нас, стояли три военных грузовика. От одного остался лишь гнилой, насквозь проржавевший, остов, отдаленно напоминающий машину, а вот два других были совершенно новыми, будто только вчера сошли с принтера. И это настораживало. Впрочем, не только это. Еще меня беспокоили их тени. Если ржавая рухлядь отбрасывала ее как положено, в противоположную сторону от солнца, то у новой техники их не было в принципе. Свет как будто проходил насквозь, играя на поверхности небольшой лужицы, скопившейся под бортом одного из грузовиков.