— Давно ее не видел.
Я пожимаю плечами.
— Как Фрэнк? Его я тоже давно не встречал.
Когда Фрэнк дома, он всегда собирается с Биллом и его собутыльниками каждые выходные, чтобы поиграть в покер, напиться и вспомнить дни славы. Обычно он уезжает раз в месяц или два на пару недель, на случайную работу, краткосрочные подработки на заводе или просто, чтобы вырваться из плена.
— Он скоро появится, я уверена.
Билл делает паузу и поворачивается ко мне. В его темных глазах появляется озабоченность, которую он иногда проявляет.
— А как ты сама, малышка? Дома все в порядке?
Мое тело напрягается.
— Супер.
Он продолжает смотреть на меня, его нож наполовину поднят над разделочной доской.
— Ты уверена?
Я облизываю губы. Никогда не знаю, что сказать, когда он так себя ведет, но не похоже, что Билл действительно хочет знать. Он дружит с Фрэнком. Даже если я расскажу ему все, он просто примет сторону Фрэнка.
— Все фантастично. Потрясающе.
— Ладно. Всего хорошего, малышка.
Я киваю, вешаю фартук и беру ключи.
Помятая пятнадцатилетняя «Камри», на которой я езжу, принадлежит маме, но когда у нее случаются приступы депрессии, она не выходит из дома. В общем, машина моя. Двигатель издает хриплый, хрюкающий звук, прежде чем завестись, но он все равно работает.
Мы живем всего в миле или около того от города, но аккуратные кварталы быстро уступают место фермам, яблоневым садам и старым, обветшалым домам, спрятанным в полях и лесах вдоль неухоженных грунтовых и гравийных дорог. Дома на моей дороге — это бетонные коробки или трейлеры с покосившимися крыльцами и пожухлыми газонами.
Наш трейлер находится в четверти мили вниз по дороге. Он стоит на двух акрах, за соседскими кукурузными полями. Он двухсекционный, и раньше был вполне приличным, до того, как все пошло прахом. Мама сажала в оконные ящики свежие розовые герани и изящные белые и фиолетовые петунии. Она посадила плющ, и лианы вьются по обеим сторонам столбов крыльца и тянутся вдоль крыши. Она попросила Фрэнка прикрепить васильково-синие ставни, и некоторое время каждый год красила их по-новому.
Но тем летом четыре года назад все изменилось. Ее пьянство стало еще хуже. Она стала впадать в ступор все чаще и чаще. Она не выбиралась из дома и почти не выходила из своей спальни. Она начала забывать, как быть Ма. Раньше, даже когда Фрэнк пил и дрался, все было плохо недолго. А теперь плохо всегда. Теперь белый сайдинг потускнел и покрылся плесенью. Деревянные ставни облупились. Цветы погибли. На второй ступеньке крыльца сломана доска. Но плющ все еще там, зеленый, полный и постоянно растущий, протягивая свои усики вдоль крыльца. Надеюсь, когда-нибудь он захватит весь трейлер.
Я въезжаю на заросшую сорняками подъездную дорожку.