– Так как же, если вы большевики… как же вы обещаете то, другое… а вчера кто убивал?., кто резал?., кто отнимал?
– Мы? Нет, мы не обижали!..
– Как не обижали? Вы же коммунисты?
– Какие мы коммунисты! Мы большевики, а не коммунисты!.. Мы с коммунистами сами борьбу ведем… Вот, к примеру сказать, господа офицеры… разве среди вас все хорошие люди?.. Есть которые хорошие, а есть… сами знаете… Так и у нас – коммунисты… Сволочь коммунисты!..
В нашей толпе произошло заметное волнение. Эти слова производили впечатление. Делегаты Котовского, очевидно, это поняли.
– Вот, господа офицеры, тут наш штаб недалеко… И ваш полковник Мамонтов там. Вчера его взяли… Кто к нам – пожалуйста… Всем хорошо будет. Кто хочет к нам на службу – принимаем. А кто не хочет – так себе пусть идет домой… А не желаете, ну тогда – драться будем…»
Большинство военнослужащих и беженцев сдалось. Остались только 52 человека во главе со Стесселем и Шульгиным. Александр Анатольевич Стессель в конце концов добрался до отступавшего в Польшу отряда генерала Бредова, а Шульгин – во врангелевский Крым. Часть беженцев, имевших польское или румынское гражданство, а также несовершеннолетние дети, в том числе кадеты, были оставлены в Румынии. Шульгину также пришлось вести группу из 30 человек, которые хотели сдаться Котовскому. Он честно довел их до штаба комбрига, а потом продолжил свою одиссею. О бойцах Котовского Василий Витальевич отозвался с похвалой: «Вот идет какая-то конная часть. Очевидно, эскадрон дивизии Котовского. Очень приличный внешний вид. Хорошие лошади, седла, амуниция – все в порядке. Если бы они носили погоны, это напоминало бы старую русскую армию».
Шульгин также передает свой разговор с одним из командиров-котовцев, у которого он выменял штатское пальто на свою офицерскую бекешу:
«Как мы все довольны, что товарищ Котовский прекратил это безобразие…
– Какое безобразие? Расстрелы?
– Да… Мы все этому рады. В бою, это дело другое. Вот мы несколько дней назад с вами дрались… еще вы адъютанта Котовского убили… Ну бой так бой. Ну кончили, а расстреливать пленных – это безобразие…
– Котовский хороший человек?
– Очень хороший… И он строго-настрого приказал… И грабить не разрешает… Меняться – это можно… У меня хорошее пальто, приличное.
Не знаю почему, разговор скользнул на Петлюру. Он был очень против него восстановлен.
– Отчего вы так против Петлюры?
– Да ведь он самостийник.
– А вы?
– Мы… мы за «Единую Неделимую».
Я должен сказать, что у меня, выражаясь деликатно, глаза полезли на лоб. Три дня тому назад я, с двумя сыновьями с правой и левой руки, с друзьями и родственниками, скифски-эпически дрался за «Единую Неделимую» именно с этой дивизией Котовского. И вот, оказывается, произошло легкое недоразумение: они тоже за «Единую Неделимую».
Мы подходим к караулке. Тут он, правда, пониженным голосом, стал чистить коммунистов. К этому уже я был несколько подготовлен: я вспомнил тех двух делегатов Котовского на берегу Днестра: