Как легенды о Котовском, так и рассказы о нем, претендующие на достоверность, построены по одной фольклорной схеме, что заставляет не слишком доверять даже «документальным» свидетельствам. Схема же довольно проста: культурный герой неузнанным приходит на место действия, затем совершает подвиг (ограбление, поджог помещичьей усадьбы и т. п.), в результате чего люди понимают, что это – Котовский, который затем приносит награду бедным. В действительности Котовский далеко не после каждого налета раздавал деньги или иные материальные блага беднякам, причем делал это лишь тогда, когда, когда грабил помещичьи усадьбы. При ограблении городских квартир, давок и магазинов, а также при нападении на состоятельных путников на большой дороге ни крестьянам, ни городской бедноте от Котовского и его соратников ничего не перепадало.
Уже после поимки на допросах Котовский стремился представить себя защитником бедных. Так, на допросе 26 февраля 1906 года по поводу ограбления смотрителя Костюженской больницы Сериогла, который занимался поборами со своих подчиненных, Котовский утверждал: «Когда мои соучастники делали обыск у Сериогла, я все время стоял у дверей Сериогла, разговаривал с ним, говорил, что он сам вышел из бедных людей, а между тем обижает таких же бедняков, служащих у него».
Впоследствии Котовский довольно возвышенно описывал свои «подвиги» на «большой дороге» в 1905–1906 годах: «Наступает 1905 год, в который я окунаюсь целиком. 1905 год и потом последующие годы, и все имевшие место исторические моменты ясно предопределяют мою работу и создают из меня смертельного, беспощадного мстителя за рабочих и крестьян. Мстителя активного. Начинаю террор против помещиков, фабрикантов и вообще богачей. Сжигаю их имения, забираю ценности, которые потом раздаю бедноте в городах и селах Бессарабии». Замечу, что по сравнению с тем террором, который начали большевики после захвата власти в 1917 году, «террор» Котовского смотрится невинной шалостью. Ведь Григорий Иванович и его банда никого не убивали, и «террористические акции» заключались лишь в том, что он экспроприировал у помещиков, купцов и ювелиров некоторую толику собственности, причем далеко не основную.
Конечно же, бандитами Котовский своих соратников не называл. Но и гайдуками атамана и его подельников называли только крестьяне. Вероятно, для самоназвания оно казалось Котовскому несколько старомодным. Позднее в советской историографии отряд Котовского называли «дружиной», а его членов – «дружинниками», по аналогии с боевыми дружинами эсеров и большевиков. Однако точно неизвестно, использовал ли Котовский это название до 1917 года или стал употреблять его только в позднейших публикациях, дабы подчеркнуть свою близость к революционерам. Ведь в автобиографии ему пришлось объяснять, почему в 1905 году он не примкнул ни к одной из революционных партий: «Почему я остался вне партийной организации? Я не мог в те годы вложиться в какие-нибудь определенные рамки. Моя натура требовала немедленных действий. Мести по отношению к тем, кто так издевался, эксплоатировал всю массу трудового народа». Месть, еще раз повторю, была весьма умеренной. А соратники Котовского ни о какой политике не думали, и, как и их атаман, до 1917 года занимались чистой уголовщиной, иной раз, правда, в шутку, требуя от своих жертв денег «на революцию».
Зато Шмерлинг упоминает другое самоназвание котовцев – «черноморцы», по всей видимости, аутентичное. Оно якобы было дано в честь моряков Черноморского флота, пришедших в Одессу на восставшем броненосце «Потемкин». Теоретически версия с «Потемкиным» имеет право на существование. Но, думаю, в действительность Котовский и его подельники назывались «черноморцами» в честь казаков-черноморцев». Это были те казаки из упраздненного Запорожского войска, которых поселили в 1792 году на Кубани. Они составили впоследствии основу Кубанского казачьего войска. До того, как перейти на царскую службу, казаки промышляли главным образом разбоем.
Столь крупная и удачливая банда, как банда Котовского, не могла не привлечь внимания полицейского начальства. Крупнее была только банда Бужора, где было до 40 человек. За голову Котовского, который, как мы помним, имел обыкновение представляться при налетах, назначили солидную награду в две тысячи рублей. В своей автобиографии Григорий Иванович уверял: «Попытки схватить меня не удавались, так как и крестьяне и рабочие всегда наотрез отказывались выходить и выезжать на облавы, устраиваемые по поводу моей поимки». В действительности у Котовского была обширная сеть информаторов, принадлежавших отнюдь не только к угнетенным классам общества. Но еще больше помогала ему коррупция, процветавшая среди бессарабских чиновников и полицейских.
Григорий Иванович, щедро плативший полиции, полагал, что эти выплаты должны защитить его. Но он ошибся. Жадность у коррупционеров пересилила даже здравый смысл. Они польстились на награду, не понимая, что после ареста Котовский их с превеликим удовольствием сдаст, когда поймет, что больше помощи от них не дождешься.
Советский биограф Котовского Геннадий Ананьев так писал об обстоятельствах поимки Котовского: «Секретный агент Новацкий, состоявший непосредственно при губернаторе и получавший по 50 рублей за каждого арестованного по его доносу «опасного преступника», столько же брал и с Котовского «за услугу». Помощник пристава 3-го участка Зильберг постоянно сообщал не из-за симпатии, конечно, к Котовскому, о намечавшихся засадах. Но Зильберг готовился и к тому, чтобы подороже продать самого Котовского. Однако до поры до времени отрабатывал получаемые от Котовского деньги…
Предал его Зильберг. Выгодно для себя предал. Зная одну из конспиративных квартир партизанского отряда (на улице Куприяновской, в доме 9), Зильберг долго держал ее под постоянным наблюдением. И вот 18 февраля 1906 года Котовский появился в этой квартире. Дом тут же оцепили, но ворваться побоялись. Ждали, когда Котовский выйдет на улицу.
Не подозревая измены, Котовский собирался в лес, к своему отряду. Он натянул ботфорты, надел мягкую куртку, шляпу и вышел на крыльцо. Тут его и схватили.
Сопротивляться было бесполезно. Вмиг с ним бы расправились. Это сразу понял Котовский. Сказал только с сожалением:
– Разрушен теперь весь мой план.
Полицейские перевернули в доме все, но, увы, улик в их руках оказалось весьма немного: денег 4 рубля 25 копеек, свисток, маска и записная книжка.
В тот же день в доме на Киевской улице были арестованы и закованы в кандалы Прокопий Демянишин и Игнатий Пушкарев, а через несколько дней задержали и других членов отряда. Арестовали и хозяев конспиративных квартир отряда Ирину Бессараб и Акулину Жосаи.
Зильберг получил солидное вознаграждение – 1000 рублей».
Стоит добавить, что непосредственно задержал Котовского околоточный надзиратель Рябый, и первоначально Григорий Иванович назвался чужим именем.
В заключении Атаман Ада на этот раз пробыл недолго. Но за четыре с небольшим месяца, проведенных в кишиневском тюремном замке, Котовский успел утвердить свой авторитет среди местных уголовников. Не последнюю роль в этом сыграли крепкие кулаки атамана. Примерно такое же противостояние есть и в нынешних российских тюрьмах, где нередко меряются силами старые потомственные уголовники во главе с коронованными «ворами в законе» и новые бандиты из тамбовских, солнцевских, ореховских, люберецких и т. д., называемые также «спортсменами». По современным понятиям, Котовский был «спортсмен» (кстати сказать, действительно любил спорт, делал гимнастику, упражнялся с гирями, много плавал, в том числе в ледяной воде), которому пришлось ломать «синих» (как называют старых уголовников за многочисленные татуировки). И он их уломал, сплотив вокруг себя не только членов своей шайки, но и, по современной терминологии, «бытовиков», а также анархистов. Согласно легенде, Котовский впоследствии был коронован «вором в законе» и в связи с этим вытатуировал у себя на веках несколько черных точек – знак блатного авторитета. Некоторые утверждали, будто точки в виде восьмерки и опоясывали веки. Будто бы от этих точек Котовский избавился только в 1919 году, когда уже был красным командиром. А по другой версии, Котовский так и умер с блатными наколками. Тут сразу следует оговориться, что «воров в законе» в Российской империи вообще не было. Тщки же на веках, у него, вполне возможно были, но это, очевидно, прост был знак «крутого» криминального авторитета. Впрочем, на сохранившихся фотографиях Котовского эти точки-татуировки с уверенностью обнаружить нельзя, поскольку любые точки на лице Котовского могут быть в действительности дефектами негатива. Поэтому нельзя исключить, что перед нами очередная легенда, связанная с Котовским, и никаких наколок на лице у него в действительности не было. Правда, в одной из позднейших ориентировок, уже после того, как Котовский сбежал с каторги, утверждалось, что он «на лице под глазами имел значки-горошки от татуировки, но места эти он выжег, от чего образовались как бы ямки от прыщей». Заметим, что здесь речь идет о татуировках под глазами, а не на веках, причем о татуировках, которые будто бы были в прошлом, но на момент появления ориентировки уже отсутствовали. Между тем, ни на одной из полицейских фотографий Котовского никакие татуировки не зафиксированы. Между тем, они должны были бы быть сфотографированы и внесены в перечень особых примет преступника. И зачем, спрашивается, Котовскому надо было избавляться задолго до революции 1917 года от знаков, подтверждавших его в уголовном мире? Чтобы не дать полиции дополнительных особых примет? Но почем он не подумал об этом обстоятельстве, когда делал татуировки? Боюсь, что в данном случае полицейские чины стали жертвой слухов о будто бы существовавших татуировках, которые распускал сам Котовский для повышения своего тюремного авторитета.
В мае 1906 года Григорий Иванович попытался организовать побег семнадцати уголовников и анархистов из тюрьмы. План был поистине грандиозный. Котовский планировал разоружить охрану, затем вызвать по телефону в тюрьму полицмейстера, товарища прокурора и конвойную команду и взять их в качестве заложников. Затем вывести из тюрьмы всех заключенных, инсценировать отправку по этапу большой партии арестантов в Одессу. 4 мая 1906 года узникам удалось обезоружить более пятидесяти надзирателей и охранников и забрать у них ключи от камер и от тюремных ворот. Но тут некоторые заключенные, вопреки первоначальному плану, стали приставлять доски к стене и по ним выбираться на волю. Их заметили часовые у ворот и открыли огонь. Поднялся шум, на который прибыли полицейские из участка напротив тюрьмы, а также рота солдат и отряд конных стражников. Заключенные сломали последние ворота и вырвались на площадь, но здесь их встретили солдаты и полицейские. Тех немногих, кому удалось убежать несколько дальше площади, настигли конные стражники. Некоторые заключенные, осужденные на небольшие сроки, предпочли сами вернуться в тюрьму. Все беглецы, включая Котовского, были пойманы. Следующий побег тоже сорвался. Охрана обнаружила подкоп под стеной тюрьмы. 1 июля 1906 года «Бессарабская жизнь» сообщала по этому поводу: «Третьего дня в местном тюремном замке, в камере, где содержатся участники нашумевшей в нашем городе шайки Котовского и другие серьезные арестанты, закованные в кандалы, и. о. начальника тюрьмы господин Бобелло обнаружил подкоп. Из ватер-клозета, примыкающего к этой камере, подрыта была стена и сделан подкоп под фундамент тюрьмы с тем, чтобы пробить выход на Сенную площадь. На месте подкопа найдены стамески, лопаты, ломы и др. инструменты».
Котовского перевели в одиночную камеру, находившуюся в т. н. «Больничной» башне на высоте шестиэтажного дома. У камеры постоянно дежурил надзиратель, а во дворе у башни был устроен дополнительный пост.
ebooksa