Опять же ни слова неправды… Разве что «неподалеку» – это около половины пути от места прорыва до конечной цели операции, а «все» – это соглашение об инверсии. Ибо, потерпев поражение в Смоленской битве и потеряв ударную группировку, вермахт не сможет продолжать сопротивление союзу большевиков и пришельцев, – и тогда все муки Третьего Рейха могут закончиться очень быстро.
И на противоположной стороне фронта тоже не обошлось без тяжелых потерь. Еще совсем недавно полнокровные стрелковые роты и батальоны «усохли» вдвое, а на некоторых участках и втрое. Находящиеся вместе с ними в одной первой линии расчеты сорокапяток понесли еще большие потери. До семидесяти процентов легких противотанковых орудий были уничтожены или серьезно повреждены в бою, погибли или получили тяжелые ранения командиры, наводчики, заряжающие и ездовые. Ватила Бе своей человеческой половиной души жалела каждого погибшего и искалеченного бойца и командира и постаралась сделать все, чтобы как можно больше раненых выжили и вернулись в строй. Дивизионные медсанбаты делали только неотложные операции, по большей части занимаясь сортировкой. С ранениями средней тяжести – в ближний тыловой госпиталь, тяжелых – в глубокий тыл, а тех, кто еще жив, но местная медицина в их отношении бессильна, грузили в шаттлы и отправляли на орбиту к военврачу первого ранга товарищу Иртаз Далер. Таких хоть немного, но было.
Сначала я отнекивалась, ведь время приближалось к полуночи, но Ити была настойчива в своей милой заботе, – и я, в конце концов, согласилась.
Огромные, закованные в броню солдаты грубо схватили нас и подвели к этим кольям. И вдруг мой возлюбленный упал на землю и стал биться в неистовых корчах… Пена кипела на его губах, глаза были страшно выпучены – он был не похож сам на себя. Вместе с остатками мундира он сдирал с себя кожу… Извиваясь и дергаясь, он издавал хрипы, смешанные с сиплыми стонами и зубовным скрежетом. И вдруг он начал меняться… Из-под лохмотьев сорванной человеческой кожи и клочьев мундира полезло нечто ужасное, невиданное. Я непроизвольно отшатнулась, одновременно с этим понимая, что, скрытая прежде человеческой плотью, это полезла из него его истинная сущность… Черный, лохматый и клыкастый зверь из Бездны, похожий на помесь крокодила и бешеного пса! Смрадное, омерзительное чудовище, – оно поднялось на задние лапы и нечленораздельным ревом бросило вызов небесам…
Весь вчерашний день мы, бойцы и командиры 13-й армии, с напряжением вслушивались в грохочущую к западу от нас канонаду. Там сражались и умирали наши товарищи, в упорной обороне отбивая немецкие атаки одну за другой. А у нас все было тихо, только белые защитники чаще обычного чертили под низко нависшими тучами свои стремительные траектории. Во второй половине дня поступил приказ: частям 161-й и 100-й стрелковых дивизий занять оборонительные позиции на правобережном плацдарме, подкрепив уже размещенные там противотанковые артбригады, а остальные части с соединения армии привести в полную боевую готовность.
Стоял ясный сентябрьский полдень, в высоком бледно-голубом небе плыли легкие перистые облака, только вот настроение людей собравшихся в Овальном кабинете было мрачнее любых грозовых туч. Особенно встревоженными выглядели вице-президент Генри Уоллес и госсекретарь Корделл Халл, самолет которых сутки назад экстренно развернули над Исландией, поскольку, как выяснилось, в Москве посланцам Рузвельта делать было уже нечего. Правда, это был не совсем такой «разворот», как у премьера Примакова на Ил-96 шестьдесят лет спустя, посадку для дозаправки в Рейкьявике бомбардировщику Б-24 сделать все равно пришлось, а потом еще больше полсуток лететь обратно в Вашингтон.
Поздно вечером, когда грохот канонады наконец стих, с «Полярного Лиса» на мой командирский планшет пришла оперативная сводка за день, из которой следовало, что оборона десятой и двадцатой армий по Днепру устояла под натиском немецко-фашистских захватчиков, а штурмующий ее враг понес в боях серьезные потери. И только на непосредственных подступах к Орше советские дивизии были вынуждены оставить полностью разрушенную первую траншею, перейдя на второй рубеж обороны, проходящий непосредственно по окраинам города. За этот весьма скромный успех гитлеровцы заплатили сотней подбитых и уничтоженных танков, а также критическими потерями своей пехоты. Чем-то все это напоминало картину Верденского сражения четвертьвековой давности, когда за продвижение на пятьсот метров наступающая сторона платила десятками тысяч жизней.
Рузвельт в раздражении стукнул молотком по звонку.
Мы, конечно, попытались найти обход, в частности, попробовав форсировать Днепр в стороне от главной линии большевистской обороны, но оказалось, что по южному берегу этой русской реки, тоже вырыто по нескольку рядов замаскированных траншей, где также расположились свежие большевистские войска. Причем дислоцированная по ту сторону реки русская артиллерия простреливает весь этот мокрый мешок насквозь, и от нее не укрыться, даже уклонившись на север, поскольку там на несколько десятков километров тянутся заболоченные леса, а в них невозможна никакая правильная война. Русские скачут по этим болотам как зайцы с кочки на кочку, а наши солдаты сразу увязают по пояс. Будь моя воля – оказавшись в такой ситуации, я бы отдал немедленный приказ на отступление, ведь тут можно без толку сжечь не одну кадровую дивизию и не добиться ровным счетом ничего. В похожем положении в прошлую Великую Войну оказалась русская армия во время сражения за реку Стоход. Тогда после удачного прорыва на рубеже неприметной речушки с топкими болотистыми берегами, которую найдешь не на всякой карте, без всякой пользы сгорело три полнокровных корпуса старой русской армии, в том числе и их непревзойденная Гвардия.
В такой мокрой каше почти с рассвета и до самого вечера продолжались вражеские атаки – в результате этого сорок восьмой моторизованный корпус оказался растрепанным в лохмотья, а наши обороняющиеся дивизии понесли серьезные потери, которые, впрочем, не лишили их боеспособности. Все кончилось только после того, как с орбиты удалось, как это называют имперцы, «локализовать» командный пункт генерала Кемпа, после чего белые защитники нанесли по этой группе автомашин и бронетранспортеров точечный бомбовый удар, прервавший существование командующего сорок восьмым моторизованным корпусом, а заодно и штаба этого соединения. А уже на завтрашнее утро назначен удар свежими силами и перевязывание горловины мокрого мешка. Немцы внутри ведут себя крайне пассивно, но при этом, по данным планшета, они почему-то шлют в Берлин отчеты, что ведут ожесточенные бои, и о том же сообщает Совинформбюро. Когда я задал по этому поводу вопрос моей Ватиле, она ответила, что так надо и что в самое ближайшее время я все узнаю.
Сказав это, мистер Гопкинс ушел, взяв с собой мистера Уоллеса, а мы с Ити остались. Разглядев ее получше, я поняла, что она лишь кажется подростком. На самом деле это взрослая женщина, даже, я бы сказала, уже вполне зрелая. В голове крутилось слово «самка» – и все во мне восставало против такого термина. В глазах Ити отчетливо прослеживался живой ум, хоть и несколько своеобразный. Она совсем не походила на умственно отсталую и была очень милой. Я сразу прониклась к ней симпатией. С чувством удовлетворения я подумала, что непременно буду много разговаривать с ней. Не на отвлеченные темы, нет. Я узнаю, как ей живется здесь, довольна ли она, хорошо ли к ней относятся. Ну и еще постараюсь выяснить разные прочие моменты…
– А вот это самка горха, – говорил он, указывая на коренастое и мускулистое существо, чем-то похожее на давешних солдаток, но только гораздо более грубой лепки, – эти выполняют обязанности подсобных рабочих по инженерной части.
– Я рад, – сказал Штудент, – что все может устроиться даже лучше, чем я хотел. Но меня интересует вопрос: а какова будет моя роль во всех этих событиях? Неужели вы позвали меня только для того, чтобы изложить весь этот замечательный план и дождаться моих одобрительных возгласов и ободряющего похлопывания по плечу?
– И что, – спросил они Малинче Евксину, – мы захватим Гитлера, и на этом все кончится?
Тут же стоял подтянутый седоволосый офицер вполне человеческого вида, но и на нем лежал как бы отблеск чего-то чуждого и внеземного. Можно было с уверенностью предположить, что это и есть кэптен Малинин, командир этого космического корабля и местоблюститель императорского трона ровно до тех пор, пока дядя Джо не соизволит принять на себя всю полноту власти на планете Земля.
ebooksa