Впрочем, как только бурная деятельность на немецкой стороне фронта затихала, замолкали и пушки и крупнокалиберные пулеметы Красной армии. Их деятельность должна была всего лишь убедить немецкое командование в том, что не стоит делать глупостей и пытаться форсировать Днепр. Занятие это доступное, но вот его печальный результат определен заранее.
Теперь, когда в горлышко бутылки, по которому снабжалась вражеская группировка, вставлена двойная пробка, где с одной стороны наши танки, а с другой штурмовая пехота, от противника следует ожидать ожесточенных атак всеми возможными силами, как с нашей внешней стороны кольца, так и изнутри. Ведь не собираются же немцы, в самом деле, сдаваться в наш советский плен?
– Нет, нет и еще раз нет!! – завизжал Гитлер на Франца Гальдера, который и пришел к нему с этим предложением. – Сорок восьмой мотокорпус должен прорвать фронт под Быховым для того, чтобы, повернув на юг, постараться подрезать хорошо укрепленный Бобруйский выступ. Без этого вся операция «Звездопад» лишается смысла! Передайте фон Клюге, чтобы он привел войска в порядок и продолжал атаковать со всей возможной тевтонской яростью. Днепр должен быть форсирован любой ценой на всех намеченных для этого участках, невзирая ни на какое сопротивление большевиков!
– Нам поставлен ультиматум, – кипя от гнева, категорично произнес президент Рузвельт, когда господа министры-капиталисты расселись по своим местам, – по-другому это послание и не назовешь… «Или вы подчинитесь нашим наглым требованиям, или мы устроим вам войну на уничтожение, которую вы непременно проиграете».
И все же был один момент, который мог сломать план всей операции. Командующий группы армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге сообщал, что в сложившихся условиях считает оборону большевиков, опирающуюся на крупную водную преграду (реку Днепр) неприступной, то есть требующей для прорыва таких жертв, которые лишат такой локальный успех всяческого смысла. В силу этого он требовал разрешения перенести направление основного удара на полосу ответственности третьей танковой группы севернее Орши, где перед наступающими немецкими войсками не имеется серьезных водных преград. Если перебросить под Оршу еще и сорок восьмой мотокорпус, то можно надеяться, что мощным кулаком удастся взломать фронт и продвинуться вглубь советской территории на максимально возможное расстояние.
Гитлер, конечно, предполагал, что его приказ любой ценой прорываться к Смоленску выглядит как своего рода жест отчаяния, но надеялся на лучшее и ожидал, что проблемы у наступающего вермахта начнутся далеко не сразу. А на самом деле случилось так, что замахнувшуюся руку с ножом перехватили и при этом в пах грабителю прилетел хороший пинок кирзовым сапогом, надолго отбивший у того последние остатки боевого духа. Впрочем, перебесившись и перекусав все ковры в ставке, Гитлер сбросил пар и, отпившись холодной ключевой водой, постарался посмотреть на ситуацию, так сказать, «в общем». Оказалось, что все было не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Потери группы армий «Центр» от артиллерийского контрудара большевиков выглядели не столько серьезными, сколько болезненными. Утрату эффекта внезапности возместить, конечно, не представлялось возможным, но вот общая боеспособность войск от артиллерийской контрподготовки пострадала весьма слабо. Пришельцы и большевики нанесли скорее пощечину, чем нокаутирующий удар.
И вот, построив батальон, я объявляю личному составу предстоящую задачу. Мои девочки восприняли это спокойно (для них это обычное задание в череде многих), но вот местные солдаты пришли в необычайное возбуждение. Для них это невероятная честь – собственными руками поставить точку в ожесточенной войне, пленив или уничтожив вражеского предводителя, являющегося квинтэссенцией зла. А мы-то думали, что о нас забыли, и ворчали, когда два других штурмовых батальона бросили в битву, а наш, будто в насмешку, оставили в резерве. Но получается, что это именно нам выпал самый большой приз из всех возможных. Мы, в штурмовой пехоте не шибко разбираемся в стратегии, но не надо иметь голову такую же большую, как и у эйджел, чтобы понять, что если нас посылают на штурм гнезда вражеского вождя, то, значит, и конец войны тоже очень близок. Вроде бы фронт стоит еще достаточно далеко от границ страны Германия, но это ничего не значит. Свою прошлую Великую войну местные дейчи проиграли еще тогда, когда на землю их фатерлянда не сумел ступить ни один враг.
Ранним утром, когда восток уже заалел пожаром грядущего восхода, предутреннюю тишину разорвал слитный вой реактивных установок и тяжкий грохот гаубичных орудий. Молотили артиллеристы на совесть. Клубы огня и столбы земли, вздымающиеся на вражеских позициях, поражали воображение: казалось, что там уже не осталось ничего живого. Артподготовка была недолгой, не более получаса, затем взлетела зеленая ракета – и наша пехота, поднявшись из окопов, пошла вперед по частый грохот минометных батарей, осуществлявших сопровождение атаки. Следующая очередь была за нами: когда пехота ворвалась во вражескую траншею и завязала бой, вперед двинулись и наши таковые бригады, которые должны были поддержать боевой порыв царицы полей, а потом вырваться вперед, чтобы перерезать дорогу, по которой снабжались прорвавшиеся к Смоленску вражеские танковые соединения.
Итак, мне выпала высокая честь – совершить визит на корабль пришельцев… Даже затрудняюсь сказать, какие чувства я испытала в тот момент, когда Фрэнки сообщил, что именно мне предстоит отправиться на космический корабль и посредством личного общения и наблюдений сделать выводы об этих «имперцах».
– Быть сибхой, – сказала она, – это хорошо. В детстве я училась в школе, и мне было очень интересно. Я знала, что это хорошо, потому что те, кому неинтересно, всю жизнь будут работать на заводе точных приборов, а те, кому интересно, смогут поступить на службу. Я хорошо училась и поэтому поступила…
– Товарищи, – сказала Малинче Евксина, когда все были в сборе, – это я попросила товарища Верховного Главнокомандующего собрать вас для обсуждения очень важного вопроса, решение которое повлияет на всю дальнейшую историческую последовательность.
Первым пришел в себя Молотов.
– Миссис Перкинс, – строго сказала она, – вам нужно к врачу, и немедленно. Со здоровьем не шутят…
Носилки вплыли в какую-то массивную установку, имеющую посредине нечто вроде туннеля, после чего я честно закрыла глаза и вытянулась. Смотреть там было действительно не на что. Хотя, надо признаться, было немного не по себе в замкнутом пространстве… Пока доктор Далер проводила обследование, я думала о том, что мне нет места в мире Империи, где женщины сражаются даже чаще мужчин. У меня было много подруг-суфражисток, ратующих за эмансипацию женщин, но от того уровня эмансипации, до которого дошла Империя, я собиралась держаться как можно дальше. Женщин не просто приравняли к мужчинам в правах, на них еще и взвалили основную тяжесть различных общественных и государственных обязанностей. Извиняет имперцев лишь то, что такими эйджел, горхов и сибх создали некие Древние, резко сместившие соотношения полов в их популяциях. Как сказал мистер Ипатий, с которым я уже успела обменяться мнениями по этому вопросу, есть подозрение, что эти самые Древние были роевым сообществом, вроде муравьев или пчел, состоявшим по большей части из самок при минимуме самцов. Кстати, милейший джентльмен этот мистер Ипатий, жаль только, что он не настоящий…
Буквально через мгновение издалека, снаружи, послышался вой сирен, и после этого со мной стало происходить что-то непонятное. Все тело стало каким-то ватным, а затем его и вовсе будто сковал паралич, так что я даже не могла пошевелить и пальцем. Мысли словно окутала липкая паутина – они ворочались в голове тяжело и медленно, и мне стоило огромных усилий сохранить ясность сознания. И даже эмоции стали притупленными; я не ощущала уже ни страха, ни замешательства, и лишь бесконечная тоска владела мной… Тоска, от которой могла избавить только смерть. Смерть! Я ждала ее, я желала ее. И при этом мне будто бы кто-то издевательски-вкрадчиво нашептывал, что смерти для меня не будет… По крайней мере, пока. Нас всех парализовали, будто накрыли ловчей сетью – а это значит, что мы попадем в плен к пришельцам и русским. Нас будут пытать, над нами станут надсмехаться – как в том моем сне… и лишь потом отправят на эшафот. Да и после смерти меня не ждет ничего, кроме вечных адских мук. А это значит, что и эта тоска тоже теперь со мной навечно… Нет! Я не хочу… Не хочу этой муки, этой леденящей тоски! Пусть лучше меня сожгут заживо!
– Я действительно так думаю, мистер президент, – ответил Уоллес, вставая со своего места, – Империю в первую очередь интересует наша промышленность и интеллектуальный потенциал. Если затевать войну, то вместо заводов и университетов можно получить разрушенное пепелище, которое ничем не поможет росту имперской мощи. Для них недостаточно просто уничтожить конкурента, вместо того они желают использовать нашу промышленную мощь, сталелитейные заводы, алюминиевые комбинаты и прочие предприятия для увеличения своего могущества. Предполагаю, что после того как будет закончено политическое переустройство планеты, нас ожидают десятилетия бурного промышленного роста, сравнимые только с развитием во второй половине девятнадцатого века. Новые технологии будут появляться ежеминутно, как кролики из шляпы, и тут же уходить в производство. То, что сегодня нам кажется фантастикой, через десять лет станет обыденностью, а через двадцать – отсталостью.
И они пришли… сначала в бункере отключилось электричество. Все лампочки разом погасли, и наступила зловещая темнота, как в склепе. «Началось…» – мысль эта придавила меня и я, сделав глубокий вздох, села в кресло, которое с трудом нашла на ощупь. Воцарилась тревожная воцарилась тишина, в которой каждый звук заставлял вздрагивать и замирать, прислушиваясь. Я крепко сжимала зубы, вцепившись в подлокотники кресла. Нет, в этот момент мне почему-то не хотелось искать чьего-то общества… Все ЭТО я собиралась пережить в одиночестве, ведь смерть – это очень интимное дело. Но смерть медлила.
ebooksa