В поисках смысла

Во Владивостоке происшествие: на красный свет светофора легковой автомобиль, не сбавляя скорости, вылетел на «зебру», въехав в гущу пешеходов и сбив несколько молодых людей – студентов, переходивших дорогу (естественно – на зелёный свет). Внутренняя камера зафиксировала, как несчастные ребята, один за другим, от мощного удара перелетали через капот и ветровое стекло. Просмотр этого ролика сразу наводит на мысль, какие тяжкие последствия будут у тех, кто попался на пути авто, и какой ужас испытал водитель.

Но вот показали съёмку, в которой водитель – молодая женщина, – сидя в своей машине, спокойненко так сказала гаишнику, что она, мол, «не справилась с управлением». Именно так она высказалась, как – то заученно применив распространённый шаблонный термин – клише, после чего – она, только что собственными глазами видевшая, как её авто жестоко посбивало людей! – … улыбнулась! Будто не случилось ничего особенного – так, пустяковое нарушение: ну ладно, мол, с кем не бывает?.. И при всём том проверка показала, что она была в трезвом состоянии, то есть, как говорится, в полном сознании и трезвой памяти!

Это что же? Участившиеся последнее время схожие ДТП с молодёжью показывают, что в нашей стране подросло поколение каких – то отморозков?

17.02

В культурной жизни у нас таится парадокс, в котором сокрыта поистине дьявольская усмешка.

Ведь вот: школа советского киноискусства оставила свой след, успело вырасти и присутствует по сей день немало людей талантливых, обретших хорошую выучку в своём деле – актёров, режиссёров, операторов и других специалистов кинопроизводства. Однако способности их порой как раз и наносят ужасный вред, ибо в этой гонке поскорее снять очередной какой – нибудь сериал они и в самом деле создают с точки зрения техники превосходное кинопроизведение, а в итоге преподносят зрителю замечательную и даже убедительную, но… чудовищную ложь.

Случайно довелось мне посмотреть отрывок из фильма о Мессинге (хватило мне всего одной серии – той, где показаны: сказочный побег от немцев, картёжные фокусы упёртым энкэвэдешникам и потрясающий эпизод общения с Лаврентием Берия). Нет никакого сомнения, что нам откровенно, бесстыдно предлагают хорошо упаковнную развесистую клюкву… А ведь создатели этой лабуды уверены, что найдут своего зрителя, которого при всём том, они, похоже, держат за полного идиота.

20.02

Автобиографический рассказ «Шестое чувство» Куприна.

Кроме удовольствия от чтения – знакомства с замечательно поданными подробностями его ареста (как автора крамольной статьи в газете) в Гатчине весной 1918 года, с превосходно нарисованными, этакими сочными, образами чекистов, – было интересно узнать о необычном происшествии, приключившемся с писателем.

По всему было видно, что ЧК находилось ещё в начальном периоде своего становления, не дошедшего до красного террора. Прибывший с командой арестовывать Куприна комиссар был исключительно вежлив. В петроградском отделе «комиссии» царила этакая домашняя атмосфера, обитатели его скучали. В одной из комнат матросы «сидели вокруг ревущего граммофона, курили и грызли подсолнухи. На мой полупоклон они кивнули головами и больше уже не обращали на меня внимания». Комендант трибунала матрос Крандиенко охотно вёл с арестантом продолжительные беседы на разные темы, порой с улыбкой намекал, что в случае чего может «расстрелять к чёртовой матери». Но это у него был такой способ шутковать, зубоскалить. А рассказывал сам он много чего: например, о том, что в Малороссии и по сию пору сохранились древние свадебные обычаи и песни.

Тут нахлынули на меня разнообразные чувства, отголоски прошлых моих переживаний и впечатлений студенческих лет в годы пятидесятые, проведенных на Украине, когда – пусть даже я был уже знаком и раньше с какими – то из них – я просто попал в плен очарования от украинских народных песен.

Бывало, в общежитии я безотчётно затягивал песню, имеющую глубокие корни в музыке народной:

Взяв бы я банду – у – ру – уТай заграв, що знав…

(Тут надо сказать о пресловутой жажде украинских националистов «исправлять» свой родной язык, нарушая исторически сложившееся применение предлога «на» и наплевав даже на авторитет собственного классика – поэта Тараса Шевченко, оставившего такое поэтическое завещание: «Як умру, то поховайтэ / мэни на могили / сэрэд стэпу широкόго / на Вкраини милий»)

Позднее я пришёл к выводу, что украинцы – это наши славянские итальянцы, которые поют все подряд и живут песней, неповторимыми мелодиями.

И вдруг читаю у Куприна откровения Крандиенки (где и когда и в какой стране можно прочитать о таких душевных беседах охранника и арестанта?), как он, бывало, в прошлом участвовал в постановке оперетты «Наталка – Полтавка» и даже кое – что пытался напеть человеку, заподозренному новой властью в преступных симпатиях к представителю царской клики великому князю Михаилу Александровичу, которому Николай ΙΙ завещал трон (тут уж мне сразу вспомнилось, что меня, уроженца придонских степей, чуть ли не с детства сопровождала мелодия арии из той оперетты::«Повий витре на Вкраину…»). И вот, пожалуйста, читаю резюме Куприна: «…украинцы, как и итальянцы, родятся на свет с верным слухом и с голосами, поставленными самим Господом Богом.» (!)

Это неопровержимо, непреложно говорит о том, что все эти славянские песни просто наши – и для украинцев, и для русских. И разделить это невозможно! А возможно оказалось только одно: кому – то постороннему, чуждому натравить нас друг на друга.

Вспомнил в рассказе Куприн и свои впечатления от вологодчины, на которой ему удалось побывать ещё в конце XΙX – го века: «…пастухи, от нечего делать, собирали на дорогах всякие разные ходячие напевы для своих дудок. Ох, на проезжей дороге чего только не наслушаешься! Идёт солдат отставной на родину – поёт. Ямщик продольный катит – поёт. Цыганский табор тащится – и там песня. Ребята деревенские вернутся к осени из Москвы или Питера – опять новые песни. Прежде ведь вся Русь бродила и пела…»

Но есть в тексте и больное место – как для Куприна, писавшего рассказ в эмиграции, так и для всякого русского человека, где бы он ни оказался. Это вопрос об отношении к Родине, который, как ни странно, принялись меж собой обсуждать арестант и… другой чекист – необъятных размеров матрос Семёнов – Ольшанский, который попросил объяснить, что такое Родина? (Уж это надо понимать: в этаких обстоятельствах революционный матрос, чекист, ведёт разговоры о… Родине!)

Куприн сказал ему так (в сокращении): «Родина – это первая испытанная ласка, первая сознательная мысль, осенившая голову, это запах воздуха, деревьев, цветов и полей, первые игры, песни и танцы. Родина – это прелесть и тайна родного языка. Это последовательные впечатления бытия: детства, отрочества, юности, молодости и зрелости. Родина – как мать. <…> Нет. Я всё – таки говорю не то, что нужно. Чувство Родины – оно необъяснимое. Оно – шестое чувство…»