Безмолвный Крик

Я обвинила его ни за что. Могла бы спасти, но завела в ловушку. Сил больше не осталось, я прижалась к дереву, в слезах качая головой. Смотрела в глаза Вика – глаза человека, который был невиновен и умирал. Больше я не могла бояться, бороться и сопротивляться. И я ненавидела Крика всей душой.

Ещё и ещё удар – поверхностный, нож едва пронзил предплечье и сразу вышел, чтобы обрушиться снова. И тут Вик пнул убийцу в голень. Тот взвыл от боли. Голос его показался мне грубым, чужим, незнакомым. Вик ощутил, что хватка ослабла, и ударил его затылком прямо в челюсть. Собравшись с силами, стряхнул с себя со всем отчаянием смертельно раненного животного, преследуемого хищником, а потом грузно упал грудью на древесный ствол рядом со мной. Он сдавленно вскрикнул, когда Крик в последний раз погрузил нож глубоко в его правый бок, оставил лезвие там и отступил назад, чтобы сойти с тропы и исчезнуть в темноте. Я подлетела к Вику и вцепилась ему в плечи, что-то выкрикнула, не понимая, что именно. Я не могла поверить, что всё это происходит в самом деле.

Вик завалился на бок, истекая кровью. Большие влажные пятна расползались по одежде. Я пыталась остановить кровь, хватаясь то за одну рану, то за другую, но он был сильно исколот ножом. Из горла вырвался крик, полный боли – мой крик, и я обняла его за шею и сжала в руках, прижав к груди.

В его горле громко булькнуло. Вик с силой притянул меня за шею, с усилием поднял мутный взгляд и шепнул:

– Беги.

Я не могла ему помочь, тем более не подняла бы ни в какую. Мне нужно было привести помощь, как можно скорее. Но и бросить его я не могла.

– Нет, – выдавила я и расплакалась.

Вик накрыл рану под грудью – самую глубокую – ладонью и отпустил меня, словно оттолкнул прочь.

– Беги, – повторил он и прикрыл глаза, сползая по древесному стволу на землю. Прислонившись к нему, искоса взглянул на меня. Он едва держал голову.

– А если он рядом?!

– Я и так п-покойник, если останусь здесь. Беги в лагерь. Д-другого выбора нет.

Он болезненно застонал, привалившись на бок, на мох, еловые иглы и сухую землю. Ночь была тёмной и пустой, как глаза покойника. Рубашка из бежевой быстро стала красной, как половина американского флага в День Благодарения. Тогда я поняла, что оставаться здесь нельзя.

– Ты прав.

– Да, – слабо сказал он, и меня ободрил его голос. – Вон они, ог… огни от костра. Если поторопиться, это всего пять или семь минут ходу.

– Хорошо.

Он слабо улыбнулся. Между зубов всё было красным. Глаза казались жуткими и матовыми, в них почти погас живой блеск.

На прощание я сжала его запястье и вскочила. А потом, не оборачиваясь, побежала, потому что, если поторопиться, это всего лишь пять или семь минут ходу. Крик выпотрошит Крейна и за минуту.

Лес перед глазами был чёрен, и я плохо понимала, куда бегу, но каким-то чудом всё же мчалась по нужной тропе. Иногда костёр исчезал за деревьями, и у меня замирало сердце: вдруг заблужусь? Но наконец вдали показались крыши домиков. Я набрала воздуха в грудь и крикнула так громко, как могла:

– Помогите!

Там громко играла музыка. Вряд ли меня услышали. Я решила срезать между деревьев, сойдя с тропы, и сбежала по маленькому овражку вниз, петляя по толстому ковру из мха. Внезапно из-за ближайшего широкого дерева навстречу мне кто-то вышел.