Задача со всеми неизвестными

22
18
20
22
24
26
28
30

Нет, мне показалось. Этого просто не может быть, потому что так не бывает – разве что в триллерах или кошмарных снах.

А если я не сошла с ума, если я права? Самое ужасное, что я не могла придумать, как проверить свою дикую догадку.

– Нехорошая квартира, – добавила я. – Я все правильно сказала, Наталья Гавриловна?

Повисла пауза, в трубке что-то зашуршало и затихло, а я бестолково алекала.

– Что-то со связью, моя девочка, – тихо отозвалась Гаврюша. – Ты умница. Я буду по тебе скучать.

* * *

– Да она его ненавидит! – Я орала на всю улицу и меня это ни капли не смущало. – У них шутка была! Про Булгакова и про Чехова! Типа, хочешь замутить с Гаврюшей – рассказывай про Чехова, хочешь ее слить – про Булгакова! Ты понимаешь или нет?

– Я понял.

Леша отвечал непривычно коротко, мы бежали с такой скоростью, что могли бы выиграть любительский спринт.

– А про нехорошую квартиру Гаврюша говорила, когда этажом выше что-то гремело!

Дыхание сбивалось, кроссовки размеренно шуршали по асфальту.

– И пусть твой Саня Есенин надо мной ржет, но я обязана это рассказать!

– Стоп, – Леша резко затормозил. – Там Настя одна. И ничего не знает. Леська, беги к Сане, если его нет на месте – тащи сюда кого угодно. А я Настю домой отправлю, а сам между этажами потусуюсь, чтобы никто не вышел и не вошел.

– Только попробуй, – рявкнула я, – если в восьмой квартире происходит какой-то ад, нам даже близко туда нельзя.

– Мы теряем время, – твердо произнес Леша и быстрым шагом направился в противоположную сторону.

– Леш, пожалуйста!

Не оборачиваясь, он выбросил в воздух сжатый кулак.

По пути к участку со мной кто-то здоровался и я вроде бы что-то отвечала, деревья сливались в одно зеленое пятно, горячий воздух как будто замедлял движение.

Я чуть не рухнула на тротуар, когда увидела Есенина, который с кем-то говорил возле отделения.

– Помогите, пожалуйста! – крикнула я и почему-то расплакалась. – Квартира, Гаврюша, она не могла уехать, а сказала, что уехала…

– Гражданка Полякова, глубокий вдох! – скомандовал Есенин. – Выдох. Теперь говори.