Исполнитель

– В Ростове‑на‑Дону.

Теперь Юрий был допущен к работе с самими секретными документами ВЧК. А через месяц их стрелковая дивизия с особым отделом была передислоцирована на Кубань. В станице Старовеличковской особый отдел разместился в добротном большом доме, принадлежавшем ранее станичному атаману. В просторном его подвале был оборудован следственный изолятор. В своём кабинете Арсланьян повесил портрет Дзержинского Ф.Э., а под ним – транспарант со словами Председателя ВЧК "ВЧК – лучшее, что дала партия". В смежной комнате находились комнаты следователей. Некрасову приходилось с утра до вечера присутствовать на допросах и печатать их протоколы. В редкие свободные минуты он, во дворе, практиковался в стрельбе из нагана по банкам. От маузера Некрасов отказался. Для него это оружие оказалось слишком большим и тяжёлым.

– Командиры взводов, рот, батальонов, выйти из строя! – приказал он громким, хорошо поставленным голосом.

– Понял! Застрелюсь, – спокойно ответил Юрий.

– Евсюков, цыц, щучий сын! – резко оборвал его Саленко. – Вечно ты скулишь, как пёс поганый! Тоску на всех наводишь.

– Юра, я не знаю, кто ты, но я точно знаю, что тебе не шестнадцать лет, как ты утверждаешь, и что ты не из пролетарской семьи, как ты мне рассказывал.

– Ты вообще хто такой, молокосос, чтобы орать на меня? – лениво осведомился красноармеец.

– Товарищ начштаба, я всё сделал! – доложил Юрий.

– Мы же были с тобой на ты, Юра! Что случилось? – игривым тоном спросила она и засмеялась.

– Срочное построение всему личному составу полка! Выдвигаемся на станцию Торговую пешим ходом. Для охраны эшелона оставить минимальное количество людей, – отдал приказ комполка вечером 18 февраля.

– Дяденька, мне с вашим командиром очень нужно поговорить, – обратился Константин к одному из красноармейцев.

Он с изумлением следил за тем, как успевают пальцы юноши за быстро диктуемым текстом. А когда Арсланьян увидел, что Некрасов моментами смотрит в окно, не сбавляя ритма печатания, он даже крякнул от восхищения.

Он склонился к руке.

– Да, да, конечно! – ответил тот.

Некрасов, не отрываясь, смотрел на Катю. Он тоже знал, что она стала для него любимой и желанной женщиной. Но этого Юрий ей не сказал.

– Да, войдите! – сказал Егоров.

– Слава героям революции! – вдруг торжественно произнёс особист и встал.

На следующий день Юру вызвали в штаб полка.

– Не, я не кушать. Я на фронт хочу. Возьмите меня! А?

Но было уже поздно: что‑то очень больно ударило Юрия лоб.