Екатерина не ответила, а только очень грустно посмотрела на него.
Они, как всегда, пропускали все составы, но всё равно, хоть и медленно, но двигались к Волге.
– Да, конечно! Ты, Юра, прав. Я так и сделаю. Спасибо тебе!
У пассажирского вагона стояли несколько человек и чём‑то негромко спорили.
Самого же начальника особого отдела дивизии терзали какие‑то смутные подозрения:
– Согласен! Определите его в третий батальон. Распорядитесь, чтобы поставили воспитанника нашего стрелкового полка Некрасова Юрия на довольствие! – распорядился командир полка.
– Куда это нас везут? – недоумевали красноармейцы взвода Саленко, поминутно выглядывая в щель двери.
– Слава Богу, что хоть Екатерина умеет лошадь в телегу запрячь! – вдруг подумал он. – Я, к сожалению, этому ещё не научился.
Рябоконь понял, что он и есть самый главный.
– Встань! – заорал Некрасов, – встань! Ты меня задушишь!
– Ветка, – подумал он и, падая с коня, вытащил ноги из стремян, как его учил инструктор.
У Юры, от охватившего его животного ужаса, мгновенно свело живот. Он хотел что‑то сказать, но не смог. Его челюсти свела сильная судорога.
– Всё сгорело при пожаре, товарищ начальник особого отдела, – с готовностью отвечал Некрасов.
– Странно, а почему не на юг? Почему не на Кубань? – спрашивали друг друга вполголоса бойцы.
Все мгновенно замолчали и с любопытством уставились на него.
– Пропусти! – распорядился Егоров.
– Раз сюда приехал сам Троцкий, значит, дела очень серьёзные. Наступление будет жестоким и безжалостным. С заградительными отрядами ЧОНа и децимацией.
– Вопросы есть? – заорал Некрасов.
Некрасов вручил Саленко три пачки табака в фабричной упаковке.
Когда Некрасов закончил, весь взвод начал бурное обсуждение. На следующий день к ним в теплушку пришёл комиссар полка, командир батальона и командир роты. Они присели рядом с красноармейцами Саленко и тоже начали слушать, как Юра пересказывает повесть Конан‑Дойля "Собака Баскервилей".