Ну, петушиться и указывать фифе её место, конечно, можно. Как и возмущаться на «слабоват» — бить себя пяткой в грудь и орать, какой я охренительно крутой. А оно мне надо? Те, мнение которых на тему моей «крутизны» для меня хоть что-то значит — и так в курсе. А дамочка — особо ценный груз, не более того.
— Карий, дорогу знаешь? — ограничился я кивком (не слишком глубоким — мы не представлены, вообще-то) и уточнил у «специалиста по клоакам».
— Да, Михайло. Поганое место, раз в полгода идовой водой заливают.
— А подробности? И пойдём, ертаул.
И пошли, под редкие хмыки Лидари (на которые народ, по моему примеру, перестал обращать внимание). Кстати, к рассказу Карего, к моему удивлению, подключился несколькими замечаниями Лаш: равнодушно, но довольно информативно и по собственной инициативе. Впрочем, то, что его одарение «ударило» по эмоциональной сфере (да и внешнему виду), никак не делало из Квадрасека «боевого робота», как я стал подсознательно к нему относиться после первой встречи.
И выходило, что под основными залами-тоннелями клоаки есть этакие мощные каналы, с насосами и прочим. Которые активируются только весной, ну или в случае возможного наводнения, хотя столь сильные дожди, со слов как раз Квадрасека, были в последний раз полвека назад. Что в этих каналах творится — точно никто не только не знает, но и знать не хочет. Они замкнуты зачарованными створами, а раз в год, как раз когда идут воды, на эти воды жрецы Ида, да и не только они, начаровывают всякой фигни. Делая мифическую «свячёную воду, плюс сто к урону нежити». То есть, каждую весну по этим трубам хреначит, по сути, кислота, да ещё летальная и неприятная для духов в материи, что от возможной нави её расчищает. Вроде и опасно, но не первый век работает, и нашествия навий, даже в одной морде, из обводных ещё ни разу не было, за много веков существования клоаки. При этом, с последней «зачистки-затопления» прошло немало времени, так что пакость, не слишком сильная, но вполне могла завестись, во множестве, что неприятно.
— С дорогой я помогу, подморожу, — как-то совершенно не в тему вклинился Лаш в рассказ Карего, своим равнодушным голосом.
— От это славно, — аж потёр руки Карий.
Хм… а, понял: если там никаких технических работ, кроме «вымывания», не ведётся, то даже с незатопленными тоннелями выходит, что всякая дрянь, слизь и прочая гадость в ощутимом количестве на полу, да и на стенах с потолком.
— Да, неплохо, — кивнул я, на что Квадрасек равнодушно кивнул.
Под эту беседу мы спускались всё ниже и ниже, пока, наконец, не встали перед двухметровым люком, с барельефом в виде львиной головы. Как оказалось — не просто люком, Лидари подошла и что-то колданула, от чего львиная морда полыхнула глазами и распахнулась. А нам, в итоге, не надо было ворочать эту немалую орясину.
— Обратно как вернёмся? — уточнил я, заглядывая в клоачные недра.
Запаха, слава артефакту, не было, но в тройке метров от люка противно поблескивала и лоснилась всякая дрянь.
— Так же, — бросила дамочка.
— А если в обход, с другой стороны Золотого? Скрывается же сам факт встречи и её место…
— Нет. То, что меня не было в городе — не должны знать, — отрезала фифа. — Долго мы будем стоять⁈ На месте надо быть до заката!
— Можно присесть, — щедро дозволил я. — Я, уважаемая, пытаюсь почувствовать, что нас ждёт, — пояснил я. — Лаш, приступай.
— Приступаю.
И выморозил участок трубы, а мы плюхнулись на уже замёрзшую пакость. Кстати, Квадрасек в этом случае проявил похвальную предусмотрительность: лёд в нашей с ним схватке был звиздец, какой скользкий. А вот сейчас — шершавый, вполне удобный для передвижения. Может, конечно, из-за «материала» заморозки, но не похоже.
Правда, дамочке я слегка соврал. Вчувствовался, конечно, но так, фоново, больше печалясь о тяжёлой судьбине и дерьмовости службы. Просто опасаться и именно мониторить имело смысл только навок, а они, со слов Карего и Квадрасека, как и судя по мной прочитанному, в Клоаке не заводились, только нави. Навки если и появлялись, то в самом Золотом, на поверхности, и долго не хулиганили: жрецы таких выявляли оперативно. Но «слегка» проверить не помешает, что я, всё-таки, сделал. И — ничего, ощущения сильной душатины из мира мёртвых не было.