Шить! Надо срочно шить!
— Возле дома безопаснее! — не унималась Липа.
— Я быстренько, — пообещала я, выискивая место, где оставила коробочку с булавками, иголками и нитками, которых нигде не было видно…
Но тут меня привлек странный звук из камышей, от которого я в первое мгновение шарахнулась в сторону. Даже промелькнула мысль, что вот жизнь и закончилась, а у меня дома не прибрано, придут хоронить, и неудобно получится. Платье в заплатках, коса растрепанная. А с Велесом и Липой и помириться толком не успела. Не сказала, как люблю их и ценю все, что они для меня сделали… Но абсурднее всего показалась мысль, где в воспоминаниях проскользнула недавняя сцена с демоном и то, что сейчас я на мгновение, думая, о смерти неминуемой, испытала сожаление, что поцелуя так и не случилось.
Видимо, это меня настолько поразило, что страх перед смертью отступил, и в шорохе я стала различать уже знакомое шипение. Потому смелее шагнула вперед, несмотря на протестующую Липу, а после с еще большим изумлением увидела уже знакомую русалку, которая неловкими движениями пыталась освоить шитье.
— Вот те на! — поняв, на что я смотрю, также изумилась Липа. — Девонька, ты чего творишь-то?
Та повернула к нам голову, с упрямой морщинкой на лбу, обиженно поджала губы, а затем вновь оттянула недавно дырявую рубаху, которую… ладно, пусть будет выкупила, и принялась штопать… себя, судя потому, как она болезненно зашипела и затрясла перепончатыми пальцами.
— Как же не лезть? Нам просто смотреть, как ты калечишься? — возмутилась Липа, на что получила очередное шипение в ответ.
— Погоди, ты что, ее понимаешь? — с недоумением уточнила я у домовихи.
— Конечно, — пожала она плечами, несмотря на кошачий вид. Не знала, что так можно. — Мы — магические твари, всяко друг друга поймем.
— Так чего ты раньше об этом молчала? — возмутилась я.
— Потому что в принципе молчала, — вполне справедливо заметила Липа, заставив серьезно так задуматься на тему собственной сообразительности.
— О чем она говорит? — после нескольких секунд шипения и остервенелой жестикуляции речной девы, попросила я перевода.
— Говорит, что порвала новую одежку о корягу и пыталась починить, как это делала ты. Но бесовская… — тут она задумалась, а после неуверенно выдала: — «тыкалка», только колется и ничего не чинит.
— Ну, неудивительно, если учесть, что она пытается зашить ткань на теле, без опыта и… без нитки, — вздохнула я, чем заинтересовала русалку. Она что-то быстро прошипела и посмотрела на Липу, молча требуя перевести.
— Она спрашивает, что такое «нитки», — обреченно вздохнула Липа.
— Это будет сложно, — подвела я итог.
— Так и есть, — поддакнула Липа, а затем навострила уши и посмотрела мне за спину, после чего не своим голосом завопила: — Тварина бесовская здеся! Убиваю-ю-ють!
А в ответ ей было:
— Кошка человечьим языком говори-и-ит! — донесся высокий истеричный голос. Повернувшись, с удивлением обнаружила высокого молодца, который, дрожа, указывал пальцем на Липу, что выгнулась дугой и ощетинилась в угрожающей позе.