— Да-да. Эм-м… Всего хорошего, Ваша Светлость.
Повесив трубку, я отправился делать ревизию — проверять, как движется ремонт, чтобы прикинуть, чем можно пожертвовать, а что придётся восстановить точно. Денег пока было мало, и тратить всё на реконструкцию дома, где я обитал практически один, глупо.
Вернулся я в жилую часть особняка минут за десять до приезда Быкова. О том, что бывший начальник охраны прибыл, мне доложил Еремей.
— Пусть заходит, — кивнул я.
Камердинер вышел, а вместо него в кабинет протиснулся боком здоровенный мужик в джинсах, свитере-водолазке и грубых армейских ботинках.
— Ваша Светлость, — поклонился он, остановившись у порога. — Моё почтение. Примите соболезнования по поводу ваших родителей. Спасибо, что согласились принять, несмотря на то, что я и мои люди не смогли их защитить.
— Ерунда, — отозвался я. — У вас не было шансов. Это же Печатник. Было бы очень глупо винить себя. Садись.
Я едва не добавил: «Если поместишься».
— Спасибо.
Быков прошёл к креслу и сел, заполнив его целиком.
— Значит, ты хочешь вернуться? — спросил я, глядя в карие глаза.
— Так точно, Ваша Светлость.
— Что, плохо устроился? Не думаю, что мои условия окажутся лучше.
— Дело не в них. Это вопрос чести. Ну, и, кроме того, я был вынужден уйти и искать другое место. Вы считались погибшим. Теперь же, когда я узнал, что с вами всё в порядке, то сразу решил, что обязан возобновить службу.
Глава 24
Преданность — штука хорошая. В первую очередь, потому что редкая. Но лучше всего та, которая зиждется на материальном благополучии. Это отлично понимали римские императоры. Они заботились о том, чтобы легионеры жили лучше остальных граждан империи. И поэтому войска великого цезаря были готовы отправиться, куда угодно в любой момент.
Сидевший напротив меня человек явно сейчас занимал место, куда менее лакомое, чем когда был жив Николай. Никто не взял бы начальника охраны, подопечные которого погибли, на выгодных условиях. И не важно, мог он что-то изменить или нет. Плевать, если это был Печатник. Факт остаётся фактом: Быков провалил задание. Думаю, на новой должности он получал от силы половину того, что имел, служа здесь.
У меня было время просмотреть бумаги. Отец сам вёл домашнюю бухгалтерию, так что сведения о жалованиях я изучил. Платить столько же, сколько платил Николай, было незачем. Но нужно было дать больше, чем Быков имел сейчас. Чтобы он не жалел, что вернулся.
— Много предложить не могу, — сказал я тоном, пропитанным сожалением. — Сами видите, какая разруха вокруг. Почти всё уходит на восстановление особняка. Так что, если откажетесь, пойму. Итак, — продолжил я, сделав короткую паузу, — максимум, что у меня для вас есть, это двадцать семь тысяч ежемесячного оклада. Знаю, маловато для человека вашего опыта. И я ценю вашу преданность. Но пока не имею возможности дать больше. Повторюсь: если сочтёте, что моё предложение вам не подходит, с моей стороны не будет никаких претензий. Я и так благодарен, что откликнулись и пришли.
— Ваша Светлость, никто не предложил бы мне больше после того, как я так позорно обла… потерпел неудачу, — помолчав, ответил Быков. — На самом деле, вы очень щедры. Но дело не в деньгах. Как я уже сказал, для меня вопрос чести служить вашей семье.