Так что первые три курса Юлия и Марк страшно ссорились и подставляли друг друга. На четвертом курсе учиться стало в разы сложнее, так что пришлось отложить войну до лучших времен. А на пятом…
– Мне плевать на Лиса, – сказала Юлия, присаживаясь в кресло и принимаясь допивать отставленный ранее на столик чай.
– Но это не отменяет того, как он на тебя смотрит, – пожала плечами я, убирая платье в коробку.
– И как же? – Она откусила печенье и замерла в ожидании.
– С восторгом, о котором многие девушки не смеют даже мечтать, – ответила я, улыбаясь.
Юлия тихо вздохнула и задумчиво уставилась в стену, забыв о печенье.
Я слышала, с каким теплом и трепетом она говорила о своей семье. О братьях, матери и – особенно – отце. Единственная дочь, любимица. Юлия страшно боялась разочаровать Бьертов плохой учебой, недостойным поступком или – не приведи боги! – отношениями с врагом. А потому просто ждала, когда чувство пройдет.
Я понимала ее. И тоже ждала подобного. Думала о Конраде Экхане, ругала его и повторяла, как заклинание, что ненавижу этого гада. А потом специально шла через плац, чтобы глянуть хоть мельком, как он тренирует студентов.
– Знаете, как говорят: запретный плод сладок? – неожиданно спросила Юлия.
Я кивнула, посмотрев на нее.
Она улыбнулась и сказала тихо:
– Я все думаю… а если он перестанет быть запретным? Если позволить себе маленький укус… сладость уйдет? Может, этот плод вообще червивый, да?
– Или вкусом напоминает старый поношенный тапок, – задумчиво добавила я.
– Вот-вот. – Юлия кивнула. – И тогда все страдания по запретному станут совершенно пустыми. Можно будет вспоминать о них и смеяться над собственной глупостью.
Я не ответила. Но подумала, что давно склонялась к такому же варианту. Что может быть плохого, если надкусить запретное? Даже если понравится, можно снова уйти и постараться забыть. Как раньше.
– Пойду готовиться к балу. – Юлия поднялась, улыбнулась мне и уточнила: – Гулять сегодня не пойдем?
Я покачала головой. Через час мне требовалось вернуться в академию и провести еще два урока у третьих курсов. А потом заказать ужин и сделать пару тренировочных причесок на завтра.
День был распланирован и обещал приятные хлопоты, но все испортил один момент. Миртон Эшер не пришел на занятия.
– Ему стало плохо, – сообщила мне староста группы. – Думаю, на бал он тоже не пойдет. Закрылся у себя и никого не хочет видеть.
Пришлось вносить коррективы в свое расписание и посещать мужское общежитие.