Он рассчитывает, что я соглашусь родить ему ребенка?
Да ни за что!
Я больше никогда, никогда не буду рожать!
Потому что терять — это слишком. Нет, даже не больно — страшно.
Боль может прийти, а может — нет. Ко мне она так и не пришла. Или я совсем разучилась ее чувствовать. Но та ночь, когда не стало моего маленького сына, поселилась во мне навечно. И пусть вокруг рассветы и закаты менялись местами, весны превращались в лета, а осени — в зимы, мне казалось, что все это где-то в другой вселенной.
А я по-прежнему жила там. В той ничем не примечательной майской ночи, когда мой сын все еще был со мной. Брал грудь, болезненно прикусывая сосок прорезавшимся зубиком. Хныкал и капризничал — как всегда, когда чувствовал, что я нервничаю из-за того, что наш папа снова где-то задерживается…
— Я. Вам. Ничего. Не должен! — рев раненого бизона вернул меня в действительность.
Я захлебнулась — криком, подступающими слезами. Почувствовала, как подгибаются колени.
«Вы должны мне ребенка или огромную неустойку», — сквозь гул в ушах донеслись до сознания жесткие бескомпромиссные слова.
И взорвали меня снова, хотя казалось, что взрываться уже нечему.
— Неус-с-с-тойку? — произнесла я свистящим шепотом. — Будет вам неустойка, господин Скворцов!
Вынула со дна сумочки пачку купюр. Бросила в лицо нависающему надо мной мужчине. Тот даже не моргнул. Отшатнулся только тогда, когда я нечаянно задела ногтем его подбородок.
— Что вы творите, Вероника? — рявкнул раздраженно.
— Расплачиваюсь! Всю жизнь расплачиваюсь за собственную доверчивость! Ну что, вам этого хватит?!
— Это не так делается…
— Мне все равно — как! До свидания! — я рванулась прочь, споткнулась о трехногого лабрадора, который бросился мне в ноги, потеряла равновесие и рухнула на пол.
Из глаз хлынули слезы.
Навалилось все разом: так и не пережитая горечь потери. Обида на бесчувственного бывшего мужа и на свекровь, которой хватило жестокости обвинить меня в смерти ребенка. Бесконечная усталость. Страх перед будущим, которое разрушилось так неожиданно и так глупо… отчаяние — глухое, безнадежное, безразмерное.
Найджел тыкался мне в подмышку, поскуливал, будто что-то понимал и даже сочувствовал. Хозяин кабинета стоял, не двигаясь, за своим столом и молчал. А я ревела, икая, прикусывая кулак, и не могла остановиться. Мне впервые было все равно, что подумает обо мне другой человек. Незнакомец, который одной фразой сковырнул корочку с вечно кровоточащей раны на моем сердце.
Наверное, прорыдавшись, я нашла бы в себе силы, чтобы встать, оправить одежду, вернуть себе чувство собственного достоинства и уйти прочь, гордо задрав подбородок.
ebooksa