– Андрей! – зову я, но он не откликается. – Андрей!
Да куда же он подевался? Я выхожу из операционной. На первом этаже его нет. Наверное, в комнате. Он занимает теперь мою прежнюю спальню, а я живу во флигеле. Поднимаюсь на второй этаж, иду по коридору, заглядывая в комнаты. Дверь моего кабинета приоткрыта.
– Андрей? – Я толкаю створку.
Он стоит, склонившись над столом, в его руках пожелтевшая от времени бумага, на полу лежит мой саквояж, всюду разбросаны тетради, записи. Брат оборачивается, его лицо искривляется:
– Вы можете лечить аксональные повреждения?! – дрожит его голос. – Саногенез разгонять?!
– Ну, да, – хмурюсь я. – Это то, что спасло тебя…
– Да ты издеваешься! – звенят истерические нотки в его голосе. – Меня одного?! А скольких людей это могло бы спасти!
– Дело не в этом, – морщусь я.
– А в чём тогда?! Объясни! – злобно швыряет он тетрадь. – Объясни мне!
– Это не мои открытия, я не имею права этим распоряжаться…
– Да какая разница! Он-то давно мёртв! – клокочет Андрей.
– Не говори так, – чувствую, как злая и отчаянная дрожь поднимается по позвоночнику.
– А он ещё дольше тебя молчал! И это он-то, кого ты хочешь вернуть к жизни? Это была его обязанность как человека – как медика – рассказать об этом! – Андрей берёт тёмную папку со стола. – И что ещё ты скрываешь?! Что ещё я не знаю? Боже! – Он поднимает очки на лоб и трёт переносицу. – Я тебя, оказывается, совсем не знал! Я не понимаю!
– Я тебя и не прошу понимать, я прошу мне помочь, – твёрдо говорю я.
– Эти открытия… – Он трясёт тетрадью, снегом выпадают из неё линованные страницы. – Они способны просто перевернуть всю историю медицины! Да ведь это же… да это же, понимаешь, это не просто чьё-то спасение – это твоя нобелевка, это запечатление в вечности!
Смешок вдруг вылетает сам собой.
– Тебе смешно? – шепчет Андрей. – Что тут смешного?!
А я сдержать себя не могу, спастический смех сотрясает грудь. Я давлюсь им, как водой. Андрей молча и угрюмо смотрит на то, как я пытаюсь успокоиться. «Запечатление в вечности»! Только он и мог так сказать. Всегда он стремился к этому недостижимому идеалу: человек в солнцезащитных очках над головами ликующей толпы, который точно знает, что заслужил это.
– И что ты-то от меня хочешь? – спрашиваю я сипло, как после приступа кашля.
– Опубликуй это! Это твоя обязанность! – горячо восклицает он. – Как врача!