– Тоже не выспался, на домики смотрел? – улыбаюсь я, тру глаза, мерцают мушки под веками.
– Попробуй усни! – Он хмурится, цыкает. – Слушай… Ты умнейший человек из всех, кого я знаю, и я тебя очень уважаю, но… Я всё в толк не возьму, почему вы никому не рассказали об этом? Не запатентовали? Не помогли никому? – цедит он. – Да, в конце концов, это можно было дорого продать, уйму бабок сделать на этом!
– Я не думаю, что доктору нужны были деньги…
– У него-то, судя по всему, их было в достатке! – издевательски машет он рукой в сторону операционной. – Ну и какой в этом смысл? Не для себя же он это всё берёг? Ему что, совсем никому не хотелось помочь? Денег не хотелось? Ну не поверю я, что он не понимал, какое открытие совершил! Да и ты туда же – столько лет молчать. – Его губы презрительно искривляются.
Я тяжело вздыхаю и прибиваюсь к дверному косяку. Это он ещё и половины не знает.
– Он мог бы спасти миллионы людей! А в перспективе и того больше, – распаляется брат.
– Он был учёный, не просто медик, – пожимаю я плечами. – Он лучше нас с тобой понимал, что значат эти открытия. И именно потому он понимал, что разом всё это публиковать опасно, мы даже не успели собрать базу. А уж то, как это повлияло бы на мир! Думаешь, исследования только в те руки попадут? Риски слишком высок…
– Да пока вы с ним думали, поумирали десятки или – не знаю – сотни! – перебивает Андрей. – Они-то в чём виноваты?
Мне не нравится, как он ставит этот вопрос, упуская главное. Я морщусь.
– Знание – это власть. И то, как ты с ним поступаешь, – это всегда сделка с совестью. И если
– Ага, а череп ему не жал? – ядовито вздыхает брат. – Ладно, чёрт с тобой. Что дальше?
Я тут же оживляюсь:
– Для начала биопсию сделать. Гистологию, цитологию, проверить состояние тканей…
– Ой нет, с этим ты как-то без меня давай! – Его передёргивает, как от холода. – У меня от этого тела мурашки. Вы его – да вы его из кого собирали-то! Даже касаться не хочу.
Я жалостливо смотрю на Андрея. В реанимацию ему путь заказан.
– Ладно, пробы тогда сделаю я, а ты проверишь аппаратуру.
– А инструкции хоть остались? – растерянно уточняет брат.
С грехом пополам я объясняю Андрею, как всем этим пользоваться. Он, конечно, имеет какое-то представление, но со многим ему ещё не приходилось работать на практике. Подготовка к операции у нас идёт медленно и тяжело, большей частью это ложится на мои плечи, но я и не против. Мне кажется, только тяжёлой работой я и смогу искупить вину. Приятное волнение пробегает по коже, когда я представляю, как всё снова станет хорошо, какую лёгкость я почувствую. Я стараюсь не думать об ином исходе. Его не будет! Только не опять!
Андрей больше наблюдает, где-то бродит за спиной, опасливо глядя на мою работу и всеми силами избегая смотреть на тело.
Подготовка занимает примерно неделю: никаких осложнений, все органы в порядке, аппаратура рабочая. Пожалуй, завтра тогда съезжу за химикатами, а на послезавтра можно планировать операцию.