Счастливого дня пробуждения

– Это был твой дом? – Андрей удивлённо озирается.

– Не просто дом. Меня здесь создали. – Я медленно ступаю на входную лесенку, касаюсь перил террасы; крошится и прилипает к коже краска и угольная пыль, которую я растираю между пальцами.

– Создали? – недоверчиво бросает брат.

– Ну ты же не думал, что прямо вот так… – обвожу я себя рукой, – можно родиться?

– А-а, так это была клиника! – облегчённо предполагает он. – Нормально так её в лес задвинули. Здесь тебя и спасли?

Я заставляю себя снисходительно улыбнуться:

– Да. Но это и неважно. Куда важнее, кто меня спас. В каком-то роде ты с ним знаком. Это он оставил на твоей голове эти шрамы. И это его мозг находится в той банке. В моей комнате.

Секунду-другую брат молчит, а затем с его губ слетает нервный смешок.

– Тот доктор, да?.. – Андрей опускает взгляд в землю. – Так, выходит, он не вернётся?

Я качаю головой.

– А ты не хочешь рассказать маме?

– Мне кажется, она давно знает, что он мёртв. Быть может, даже думает, что это… моих рук дело. А этот дом, – я оглядываюсь на чёрный страшный провал входа, – он принадлежал ему. И здесь он меня растил и обучал. Ты, скорее всего, не поверишь ни единому слову о том, что здесь было.

Я шагаю в угольную черноту. Разбитые плафоны, расплавленное стекло, обугленная лестница с вензелями на перилах, развороченные шкафы и рамы с пеплом внутри вместо холстов, в распластанных мебельных фигурах ещё узнаётся тень былой красоты. И – ну надо же – искорёженный аппарат МРТ провалился сквозь потолок и теперь лежит здесь, будто в центре взрыва, раскидав провода. Но сохранилось так мало. Я осторожно ступаю по балкам, стараясь не провалиться в дыры, ведущие прямо в подвал. В детстве этот дом мне казался большим, но теперь я вижу, что это целый замок. Сквозь пробитую крышу падают белые косые лучи. И впервые за столько лет я понимаю, насколько великолепным было это место.

* * *

Мы сидим на капоте автомобиля, глядя в разбитые чёрные глазницы окон. Андрей курит – эта ужасная привычка появилась у него в бакалавриате, и с тех пор я его до конца отучить не могу: то бросает, то снова дымит. Если бы только его воспитывали доктор или Николай, он бы в жизни сигарету в рот не взял! Впрочем, сейчас я даже злиться не могу, ему потребуется время, чтобы осмыслить услышанное.

– И что, и то есть… то есть ты хочешь сказать… что можно… воскрешать мёртвых?

– Ну, нет, не совсем, – осторожно поправляю я.

– Ты же понимаешь, как это звучит? Да это… Это звучит как безумие! – Он трясёт руками в воздухе, роняя пепел с сигареты на джинсы. Быстро стряхивает и, прикрыв глаза, кладёт ладонь на взмокший лоб. Шумно сглатывает, дёргается выступающий кадык. – Скажи… Скажи мне хоть что-нибудь, чтобы я тебе поверил.

Я поднимаю на него глаза.

– Я могу показать.

Он застывает, словно видео на паузу поставили, только тянется тонкая струйка дыма.