– А тебе не кажется трусостью взять все и бросить?
В тусклом свете карманного фонарика видно, как от возмущения раскраснелись ее щеки и яростно блестят глаза.
Я собираюсь ответить что-то нейтральное, чтобы закончить этот глупый спор, отложить его хотя бы до утра, но вдруг слышу далекий собачий лай. Катю еще распирает от несправедливости, она открывает рот, чтобы продолжить разговор, но я подношу палец к губам, призывая ее к молчанию.
Она смотрит на меня, ничего не понимая, а потом еле слышно произносит:
– Собаки?
– Да, – так же тихо отвечаю я. – Давай-ка на выход. И фонарик погаси. Знать бы еще, кто это…
На улице Сильвер и Лаки встревожены не на шутку. Сильва утробно рычит, приподнимая брыли. Собаки подходят все ближе.
– Кать, бери девчонок и иди в палатку, – тихо прошу я. – Они тебя послушают, а за сушки и печенье будут прислуживать вечно. И Гека с Чуком забери. С этими ты управишься. Держи, пожалуйста, телефон поближе. Он тебе пригодится.
– Думаешь, это чужаки? – шепчет Катя.
– Лишь бы не волки, – отвечаю я.
Потому что волки – это действительно страшно, а мы даже костер не развели.
Но это не волки.
Наверное, если бы мы ушли с лыжни немного в лес, он бы нас проскочил. Со своими собаками я бы договорился.
Но мы стоим прямо на дороге. Нарты несутся на нас, и я слышу бесконечный призыв:
– Вперед! Пошли! Вперед!
Сильва рвет поводок, срываясь на бешеный лай. Лаки вторит ему, но остается на месте. Джек и Лондон, готовые к атаке, замерли у моих ног.
Нарты тормозят всего в метре от нас, и я понимаю, почему Зоя спрыгнула в овраг. Этот ненормальный парень со звучным именем Марк давит. Воздух вокруг него буквальном трещит от напряжения, и я чувствую себя молодым псом, волю которого пытаются сломить.
Его лидер хорош. Крупный поджарый смесок, такого легко можно принять за волка. Острая морда, черные бусины глаз. Я смотрю в эти глаза и понимаю, что сейчас будет.
Сильвер лает до хрипоты, я глажу его за ушами, пытаясь успокоить. Против этого огромного хаски, с которым вполне можно идти на кабана, мой Сильва не выстоит. Сильвер умен, но он домашний избалованный пес, мальчик, с серебряной ложкой во рту. Как и я. Только сейчас посреди темного ночного леса это уже не важно. И Сильва все-таки замолкает. Только предупреждающе рычит, когда каюр подходит ближе. В отличие от меня, он почему-то не проваливается в снег. И теперь стоит совсем рядом и по-прежнему молчит.
– А давай один на один? – предлагаю я.