— Господин срочно уехал! — после добавляет доверительным шёпотом. — Говорят, западную границу атаковали брассийцы.
— Ох, ничего себе! — произношу ровным голосом. — Да хранит Светлейший генерала Сторма!
Быстро освежаюсь в ванной. Принимаю помощь Уны с одеждой и волосами, хотя это так непривычно после пяти лет самостоятельной жизни. Я смогла бы и сейчас обойтись своими силами, но мне важно узнать последние новости и расстановку сил. На всякий случай.
Очень надеюсь, что Уна поможет мне в этом. В память о нашей с ней дружбе в прошлом.
— Уна? — вращаю в пальцах жемчужную заколку, сидя перед туалетным столиком, нахожу в отражении зеркала взгляд служанки, которая будто бы вовсе и не изменилась с нашей последней встречи.
Та же бесхитростная улыбка, худые скулы и тугие каштановые косы.
— Что скажешь о новой госпоже? Она хорошая женщина? Леди Пронна её любит?
— Оу, леди Мелинда! — Уна растерянно хлопает глазами, явно мысленно подбирает нужные слова. — Такое лучше спросить у леди Пронны!
— А я спрашиваю у тебя, — смотрю на неё в упор в отражении зеркала, наблюдая, как Уна бледнеет. — Ты прекрасно знаешь, как мать твоего господина относилась ко мне. Я хочу знать. К
Смотрю на Уну, не отрываясь. Нутром чувствую, как она потеет от волнения. Кажется, я даже слышу, как ускоряется её кровь, как бешено стучит сердце.
— Леди Пронна любит и глубоко уважает супругу своего сына, а леди Джиральдина почитает леди Пронну и всегда прислушивается к её советам! — выпаливает Уна на одном дыхании, глядя в сторону, а затем обречённо прикрывает глаза и добавляет, — мне жаль, леди Мелинда.
Уна прячет взгляд, смотрит в сторону, избегает смотреть мне в глаза и в этот момент я отчётливо понимаю, что наша с ней разлука не прошла бесследно. Былых доверия и близости больше нет. И, вероятно, не будет. От этого отчего-то горько. Как и от тех новостей, что узнала.
Впиваюсь ногтями в гладкий прохладный жемчуг.
Светлейший, а чего я ждала? Жалоб на грызню свекрови и невестки? Они ладят — это ведь так предсказуемо. Учитывая, как Рэйв на руках носил эту свою Джиральдину. Разве могло быть иначе? С ней всё иначе.
Я знала и так.
Тогда откуда внутри это горькое чувство досады? Что мне за дело до этой суровой женщины? До того, как она привечает новую женщину своего сына? Почему мне так важно было всегда заслужить её одобрение? Зачем оно мне? Нет ответа.
Заколка с глухим стуком падает на стол из моих ослабевших пальцев. Чувствую, как нервно дёргается уголок рта:
— Я тебя поняла. Благодарю. Ты свободна.
— Но, госпожа?