Даже если ты уйдешь

Мама села на место Сони и обняла дочь.

— Только чтобы я утром показала простынь каким-то тетям. Апа (уйг. — мама), у нас же никто так не делал?

Мама молчала.

— Или делал?

— Наша сторона никогда этого не требовала, — объяснили она. — Но пару наших девочек проверяли. Я просто возмущена, что Юлтуз сразу об этом не сказала. Это так не делается. Надо было тебя подготовить. А она с бухты-барахты все решила, ко мне подошла ее сестра и спросила: “Кто из ваших завтра придет”?

— Насиба, но это так неправильно, — покачала головой тетя Наташа. — Эсми вся дрожит от волнения.

— Так и я об этом. Высказывать ей прямо на свадьбе я не хочу, но раз она так любит традиции, то предупредила бы сразу, чтобы я ребенка подготовила, — мама развернулась к Эсми и взяла ее за руки. — Кызым (доченька), ты главное не волнуйся. Все через это проходят. Мы с тобой уже говорили о том, что тебя сегодня ждет

— Да, я помню. Но теперь еще страшнее.

Мама попыталась подобрать нужные слова, чтобы успокоить дочь. Она никогда не говорила с ней о том, что сама через это прошла в день своей свадьбы. Но тогда, в 80-е к этому относились, как к должному. Теперь же в странах Средней Азии и Кавказа, где еще существовала эта традиция, ее считали пережитком прошлого. Но нет-нет вытаскивали из чулана. Кровь на белом полотне говорила о том, что невеста сохранила невинность до свадьбы. Девушку, как и ее родителей, хвалили и одаривали. А если крови не было, несчастную могли выгнать с позором, и тогда она становилась изгоем.

Первый раз для Эсми прошел непонятно и сумбурно. Между ног саднило, горело и болело до слез, но стиснув зубы, она дождалась, пока Имран закончит и даже старалась обнимать и целовать его.

— Эсми, все нормально? Болит? — спросил муж взволнованно, нависнув над ней после того, как закончил. — Ты вся бледная.

— Уже нет, — попыталась улыбнуться она. — Все хорошо. Непривычно просто.

— Привыкнешь скоро, — Имран чмокнул ее в губы и посмотрев вниз, обрадовался. — О, ты моя умничка.

— Что там? Кровь? — напряженно спросила Эсмигюль.

— Ага, — парень лег на свою сторону кровати и увлек за собой жену, положив ее голову на свое плечо. — Хорошо, что мы одни в доме, а родители уехали к дядьке.

— Да, — все, что смогла выдавить из себя девушка. Боль потихоньку отступала, но дискомфорт по-прежнему давил. А еще от переживаний и нервов резко разболелась голова и она вспомнила, что в пакете с вещами у нее лежит упаковка “Но-шпы”. Поднявшись с кровати, она мельком взглянув на красное пятно, она накинула легкий халатик и отправилась в душ.

— Что-то ты долго, — заметил Имран, когда она вошла в спальню. — Я уже сам сменил белье на кровати.

— Вот спасибо, — обрадовалась Эсмигюль, посмотрев на скомканную ткань на стуле.

— Ложись, — велел муж и девушка, ставшая в эту ночь женщиной, послушалась, легла и прильнула к нему. — Устала?

— Очень.