— Что Эсми? Давно? Месяц? Два? Сколько?
— Успокойся, — стиснув зубы, прорычал он. — Устроила здесь концерт, дура!
— Я — дура? Ты изменяешь, а дура я? — выпалила она ему в лицо.
— Домой иди. Там поговорим, — приказал Имран.
— Ты думаешь я после этого вернусь в твой дом и буду жить с тобой?
Имран обвел взглядом зевак, которые все еще наблюдали за семейной драмой и зацепился с кем-то из толпы, рявкнув ему:
— Камеру убери. Убери!
Эти несколько секунд заминки дали возможность Эсми хотя бы немного прийти в себя. Рядом с Имраном больше не было Хабибы — видимо, убежала одеваться. Эсмигюль посмотрела на мужа и больше и поняла, что это последняя точка в череде бесконечных скандалов. Она поняла, что он ее больше не любит. Хуже всего — не уважает.
— Почему? — всхлипнула она, даже не заметив, что плачет.
Он пожал плечами и насупился.
— Потому что захотел.
— А как же я?
— А ты видела себя в зеркало? В кого ты превратилась?
Кто-то из женщин в толпе ахнул от этого заявления, посыпались проклятия на казахском и уйгурском, но он только поморщился.
Эсми не вытерпела. Подойдя ближе, она занесла руку и дала ему хлесткую пощечину в ответ на унижение. Имран сощурился, потер ладонью щеку и процедил сквозь зубы.
— Езжай домой. Поговорим там.
— Я поеду только, чтобы собрать вещи.
— Просто езжай уже, не еби мне мозг, — выплюнул Имран, развернулся и пошел в сторону своего магазина.
А Эсми осталась стоять. Слезы уже градом текли по лицу и она уже ничего перед собой не видела. Кто-то увел ее с этого места, а она поддалась незнакомке и последовала за ней. Через пять минут уже сидела окружении незнакомых женщин в бутике по продаже джинсов и пила воду из белой жестяной кружки.
— Бедняжка! Бедняжка! — жалели ее продавщицы. — А Хабибка не случайно с гонором. Ну девка.